Уильям Блейк - Бракосочетание Рая и Ада. Избранные стихотворения и поэмы

Придите, молодые!
Уже заря зажглась,
И правда родилась.
Скрылись тени вековые,
Мудрствования пустые.
Лабиринтом вырос бред.
От корней проходу нет.
Многие споткнулись там,
Блуждая по костям во мраке до зари.
Плетутся с горем пополам,
Себя вождями мнят, а им самим нужны
Поводыри.

Изреченная любовь
Станет отреченной;
И безмолвен, и незрим
Ветер сокровенный.

Я ей открыл, я ей открыл
Любовь мою и душу —
Задрожала, зарыдала,
Убежала тут же.

А прохожий той порой,
Сокровенно хладен,
И безмолвен, и незрим,
Быстро с нею сладил.

Вора просил я персик украсть.
Мне был молчаливый отказ.
Стройную даму просил я возлечь —
Но брызнули слезы из глаз.

Тут ангел вору
Моргнул, а гибкой
Леди поклон
Отвесил с улыбкой,

И овладел,
Между шуткой и делом,
Дамой податливой,
Персиком спелым.

Предстал мне Златоглавый Храм —
И заповеден был Порог,
И толпы оробелых там
Молились и валились с ног.

Но вот у Врат, меж двух колонн
Белейших, показался Змий —
Пополз, пополз, вползая
Он Туда, где править призван Сый.

Златые Створы миновав,
По перловицам половиц
Вполз ослепительно кровав,
В Святых Святую — и завис

Над миром, и, разинув Зев,
Исторг на Плоть и Кровь свой Яд.
Тогда я воротился в хлев
И жить решил, где свиньи спят.

Мать в слезах. Отец взбешен.
Страшный мир со всех сторон.
Затаюсь, нелеп и наг,
Словно дьявол в пеленах.

То в руках отцовских хватких
Я забьюсь в бесовских схватках,
То угрюмо взор упру В
мир, что мне не по нутру.

Но поняв, что грудь — суха,
Я затих: тоска — тиха.
Но поняв: тоска бессильна,
Улыбаться стал умильно.

Я, затихши в жалкой зыбке,
Раздавал свои улыбки;
Спрыгнул и пошел потом,
Наслаждением влеком.

И увидел я отрадные
Кущи, гроздья виноградные,
Мне деревья и кусты
Сыпали свои цветы…

И тогда отец мой скучный,
Пятикнижный чтец послушный,
Проклял сына и связал,
К древу мирта приковал.

Я слышал ангела пенье,
А день стоял — загляденье:
«Жалость, Согласье, Благость
Превозмогут любую тягость!»

Он пел, исполняя свой долг,
Над скошенным сеном — и смолк
После заката, когда
Бурой казалась скирда.

Над дроком и вереском, братья,
Я дьявола слышал заклятья:
«Толк о Благости вреден,
Коль скоро никто не беден.

Кто счастлив, как наше сословье,
Тем Жалость — одно пустословье!»
От заклятья солнце зашло,
Небес помрачнело чело,

И ливень хлынул с неба
На копны сжатого хлеба.
Пришла нищета в одночасье,
С ней — Благость, Жалость, Согласье.

Страшился я: мой вихрь убьет
Прекрасный и невинный цвет.
Но солнце с неба льет и льет
Поток лучей, а ветра нет.

Когда настал цветенья час,
Лишь пустоцвет густой-густой
Все рос да рос и тешил глаз
Бесплодной, лживой красотой.

Я убил отца, и корни,
Кровью политые, черны.
Вытерпевши столько лет
Сам теперь и стар и сед.

Древо мирта, отчего я
Связан узами с тобою?
Как любви — самой свободе —
На одном цвести угодье?

Гнет блаженству не союзник.
Плохо нам с тобой, соузник.
Как навоз, лежу в пыли
На твоем клочке земли.

Древо плакало: протрется
Цепь, я плакал: не порвется.
А родитель хохотал:
Все про нас и цепь он знал.

— Зерна у тебя в подоле,
Благодатен этот край.
Что ж ты не засеешь поле
И не снимешь урожай?