* * *
Он красоту от смерти уносил!
Бунин
Олень упал. Пробила шею пуля.
За деревом, его подкарауля,
Стояла смерть в дублёном кожухе,
В папахе старой и с ружьём в руке.
Олень хрипел и скрёб рогами пень,
И, умирая, вздрагивал олень.
Казалось, что он жаловался громко,
Казалось, что, собрав остаток сил,
Он Бунину рассказывал о том, как
Он красоту от смерти уносил,
Как жил в лесу, щипал кусты по скалам
И спал, укрывшись звёздным покрывалом.
И в тот же самый день в больнице где-то
Родился человек и стал кричать.
О нём уже заполнена анкета,
Указаны его отец и мать,
Какой в нём вес, глаза какого цвета,
Стоит на папке номер и печать.
В хранилище особого отдела
Заведено на человека дело.
И кажется, что в этой папке плотной
Весь человек упрятан как живой —
Он с метрикой, он с книжкою зачётной,
С дипломом он и с книжкой трудовой,
Он с паспортом и с воинским билетом,
Он на расправу справкам и анкетам
И бюрократам выдан с головой!
Там аккуратно сложен каждый листик,
Там человек измазан дёгтем лжи
И вывален в пуху характеристик!
И в сыске искушённые мужи
Там только ждут условленного знака,
Чтоб, шутку безобидную твою
Истолковав превратно и двояко,
Состряпать уголовную статью.
А мне бы жить и умереть оленем,
Над озером в заснеженном лесу,
Где каждый вяз могучим разветвленьем
Удерживает звёзды на весу.
Пускай всю жизнь облавы, и погони,
И ледяные ветры всех ночей,
Но только б не за проволокой в Зоне
Под отческим присмотром стукачей.
ПАМЯТИ СЕРГЕЯ БОНГАРТА
Ну вот, погостил и ушёл восвояси,
За друга в пути — мой сегодняшний тост!
Он с нашей планеты уходит по трассе
Поэтов, художников, ангелов, звёзд.
Я знаю — ему и сейчас не до смерти.
Я знаю, что смотрит он пристально вниз,
Туда, где остался стоять на мольберте
Последний набросок — прощальный эскиз.
Серёжа, мы в Киеве, в тёмной квартире.
Когда-то с тобою мы встретились здесь.
На старой газете картошка в мундире,
А в кружках какая-то горькая смесь.
И всюду подрамники, кисти, окурки,
И прямо с мольберта глядит с полотна
Парнишка в распахнутой лихо тужурке,
Склонённый в тоске над стаканом вина.
Так вот в чём искусства могучее чудо:
С такою тоскою глядит паренёк,
Таким одиночеством дует оттуда,
Что глянешь — и ты уж не так одинок.
Мы выросли в годы таких потрясений,
Что целые страны сметали с пути,
А ты нам оставил букеты сирени,
Которым цвести, и цвести, и цвести.
Еще и сегодня убийственно-густо
От взрывов стоит над планетою дым,
И всё-таки в доме просторном искусства
Есть место стихам и картинам твоим.
И ты не забудешь на тёмной дороге,
Как русские сосны качают верхи,
Как русские мальчики спорят о Боге,
Рисуют пейзажи, слагают стихи.
* * *
Рюрику Дудину
Где машина мчится за машиной
И под мост ныряет, как в провал,
Эллина в тунике с дудкой длинной
Кто-то на стене нарисовал.
Кружатся однообразно сутки,
День и ночь машины мчат и мчат,
День и ночь играет он на дудке,
Как тысячелетия назад.
Ничего, что ветры воют дико,
Что снега бегут над ним гурьбой,
Что с годами синяя туника,
Выцветая, стала голубой,
Что вблизи встаёт махиной жуткой
Небоскрёб во весь гигантский рост…
Как тебя с твоей смешною дудкой
Занесло сюда, под этот мост?
Ты о чём горюешь одиноко,
И в уединении своём,
Может быть, играешь песню Рока
Тем, кто тут мелькает за рулём?
Ты глядишь из мрака ниши узкой
И напоминаешь мне о том,
Что и я с моею дудкой русской
Оказался где-то под мостом.
* * *
Меж небом и землёю в коридоре,
Похожие на поседевших птиц,
Мои друзья и я в житейском море
Качаемся на палубах больниц.
А было путешествие отменным,
Благоговейно поклонились мы
Камням Европы, всё еще священным,
Америки увидели холмы.
Спеша путем подъёмов и обвалов,
Мы чувствуем по холоду в груди,
Что никаких других не будет палуб,
Что гавани остались позади.
* * *
Сам я толком не знаю,
Что от жизни я жду.
На подножку трамвая
Я вскочил на ходу.
Читать дальше