Слышишь поступь солдата?
Крови сегодня течь.
Очередь автомата
Или короткий меч.
Много войною взято,
Да не велик итог.
Высится над солдатом
Крохотный бугорок.
Вот он — огромный, тёмный,
Головоломный провал.
Наверно, уже не помнит,
За что и с кем воевал.
Были они да сплыли,
Скошенные войной.
Веточка на могиле
Зазеленеет весной.
Из времени, как из дыма,
Выйдя шагом стальным,
Солдаты проходят мимо
И снова уходят в дым.
Человек на дороге.
Гор потемнели отроги.
А позади — стража
У городских ворот.
Ночью идти страшно,
Но человек идёт.
С родины изгнанный,
В драной хламиде, замызганный,
На берегу Дуная
Стоит человек, вспоминая
Город, солнцем обрызганный.
Или в карете чёрной
Скачет из княжества,
Пока не уляжется
Какой-то скандал придворный.
Берег уже отдалён.
Встала волна-громада.
А позади — Альбион,
А впереди — Эллада.
Или в вагоне,
Иль в самолёте.
И о погоне
Ветер поёт на высокой ноте.
Или на паре
Лихих рысаков.
Написан сценарий
Для всех веков.
Некуда деться.
А надо куда-нибудь деться.
Что позади — Флоренция,
Иль позади Одесса?
И от грудного стука
В мокрых глазах качанье.
А позади — разлука,
А позади — прощанье.
А позади — застава,
А позади — граница,
И всё, что ты там оставил,
Будет до смерти сниться!
Люди уходят в дым,
Тонут в дыму, седея.
Снится одним — Крым,
Снится другим — Вандея.
Мне ж маячат во мраке
Беженские бараки.
* * *
У самого дома взъерошенным клёном,
Мой день, ты ещё надо мною шумишь,
И ты, моя улица, хламом зелёным
Завалена вся от подъездов до крыш.
Земля подо мною крутилась недаром:
Нет-нет, да и свалит куда-нибудь вкось,
Но хоть ускользала вертящимся шаром,
А всё ж уцепиться за край удалось.
И около красных заречных закатов,
И рвов, и мостов, и холмов, и церквей,
Меня в огороженный дворик упрятав,
Бушуют косматые толпы ветвей.
Кирпичные тучи из труб отработав,
По целому небу костры разбросав,
За длинным оврагом литейных заводов
Грохочут и ночью и днём корпуса.
Так что же — вот это моя усыпальница,
Гробница моя и мой вечный покой?
Вот этой землёй мое тело завалится
И станет когда-нибудь этой землёй?
А там некрологом не очень подробным
Почтят на последнем газетном листке
И сделают надпись на камне надгробном
Совсем на каком-то другом языке.
Мы пушкинским словом бездонно-хрустальным
Ещё и сегодня с тобою живём.
Так что ж тебе делать со звуком печальным?
Так что ж тебе в имени дальнем моём?
Зачем же опять я над сеткой железной
Тебе посылаю мой теннисный мяч,
Мой стих отрешённый, мой крик бесполезный,
Подхваченный ветром моих неудач?
Так что же мне делать с моею печалью,
Чтоб стать ей навеки печалью твоей?
Куда я с моими стихами причалю?
Скажи мне, куда я плыву без огней?
А может быть — ветер попутный со мною,
А может быть — я оседлаю волну,
А может быть, я, как высокой волною —
Высоким стихом до тебя доплесну!..
СЕМЕЙНЫЙ АРХИВ
Мне из Москвы писали
(Участвовать пригласив),
О том, что хранится в ЦГАЛИ
Наш семейный архив.
Задуматься есть причина,
Что там ни говори.
Воображаю, как чинно
Выглядит всё внутри.
За стёклами в морозилке
Хранится родитель мой,
Положен с пулей в затылке.
Дата: тридцать восьмой.
А рядом с отцом на полке
Заполнены все места —
Сплетни и кривотолки,
Доносы и клевета.
В отделе того же года
Хранится газетный крик.
Вырезка — «Враг народа»
Болтается, как ярлык.
Тут же и комнатёнка
С полуслепым окном,
Куда меня, как котёнка,
Вышвырнул управдом.
Наверно, среди архива
Им тоже место нашлось —
Знакомым, что торопливо
При встрече глядели вкось.
Тут даже оскал разъярённый
Пса, угрожавшего мне,
Которого вдоль перрона
Охранник вел на ремне,
Когда в товарных вагонах,
Растянутых на версту,
Гуртом везли заключенных
Куда-нибудь на Воркуту.
Читать дальше