Александр Тиняков (Одинокий) - Стихотворения

Под солнцем овцы дремлют тупо,
Шалаш мой душен, словно печь,
Роняет время капли скупо
И нечем мне себя развлечь.

Я думал, будучи в дороге:
Увижу резвых кенгуру,
И гор неведомых отроги,
И темнокожих дев игру.

Но кенгуру ушли в пустыни,
Мечтам моим пришлось отцвесть –
И в австралийских дебрях ныне,
Как и в Европе, надо есть.

Приехав, я в Мельбурне шумном
В один веселый дом попал,
Напился пьян и, став безумным,
Роман с девицей завязал.

Она пила, как воду, виски,
Курила много папирос,
Болтала что-то по-английски
И морщила забавно нос.

Но я столь жгучих наслаждений
Не знал в парижском кабаре,
Всю ночь нам пел разврата гений
И смолк на утренней заре.

Я кошелек, грустя, пощупал:
Увы! там не было монет…
Сиял небесный синий купол,
Часы звонили на обед…

И вот слугою скотовода
Живу один, среди овец,
Далек Мельбурн, любовь, свобода –
И денег не пришлет отец.

Томлюсь в моем уединеньи,
Тоскую в знойной тишине,
Порой пишу стихотворенья
О милой, о родной стране.

О даме, встреченной в Мельбурне,
Мечтаю до потери сил:
Я не видал очей лазурней,
Я женщин жгучей не любил!

Как только месячную плату
За труд мой адский получу,
Опять восторгу и разврату
Себя я радостно вручу.

Лаская пламенные груди,
Целуя алые уста,
Забуду я часы безлюдий,
Забуду я, как жизнь пуста!

Я – бедный раб. Жестокой палкой
Моя изранена спина.
Одна отрада в жизни жалкой
Мне чашка мутного вина.

Писцы находят пропитанье
В чертогах царских без труда,
А мне – работа, и страданье,
И бесконечная нужда.

Но в месяц трудовой однажды
И я бываю богачом,
Когда, томясь от сладкой жажды,
В присяду за столом.

Служанка пальмовую водку
В большой амфоре принесет –
И чаша первая мне глотку
Огнем приятным обожжет.

А от второй – мечты лихие
Закружат голову мою,
И я – забыв побои злые, –
Как птица, песню запою.

Сосед мой пьяный засмеется,
Хозяин крикнет: «Замолчи!» –
– А завтра снова мне придется
Таскать на вышку кирпичи…

Шудра темный, в низшей касте
Я рожден, чтоб жить рабом
И смирять порывы страсти
Отреченьем и трудом.

На божественных брахманов
Я очей не смел поднять
И о тайне божьих планов
Не дерзал и помышлять.

Духом зависти не мучим
И трудясь в чужих полях,
Перед кшатрием могучим
Повергался я во прах.

И питаясь черствым хлебом
Из оборышей зерна,
Я склонялся перед небом,
Где царила тишина.

А когда мне дхарма шудры
Становилась тяжела,
Я твердил себе, что мудры
В Божьем мире все дела.

Но теперь мечтой мятежной
Взволновал мне демон кровь
И внушил к браманке нежной
Безрассудную любовь.

Златопламенные кудри
И лазурь ее очей
Не дают покоя шудре
В раскаленной тьме ночей.

Мне змея своим укусом
Принесла бы меньше бед
Но недаром я Индусом
Родился на белый свет.

Коль она с презренным шудрой
Вновь затеет разговор,
Отверну от златокудрой
Мой горящий жадно взор.

Пусть багряной розой рана
В сердце гибнущем цветет, –
Никогда на дочь брамана
Жалкий раб не посягнет.

Сам Господь воздвиг вначале
Стены, грани между каст, –
И, дающий нам печали,
Он ли помощи не даст?

Он ли чистым дуновеньем
Пламень злой не угасит,
Он ли сладостным забвеньем
Нашу боль не утолит?

Но коль будет роковую
Дочь брамана длить игру,
Я смертельно затоскую
И безропотно умру.

Слышал я о пальме чудной,
Дивной пальме Талипот,
Что в тиши лесов безлюдной
В одиночестве растет.