Александр Тиняков (Одинокий) - Стихотворения

Здесь в могильной клыбели
Щели глаз в глазные щели,
Полны страсти, мы вонзим.
От любви мы в жизни тлели,
А в могиле догорим!

Я – гад. Я все поганю
Дыханьем уст гнилых
И счастлив, если раню
Невинных и святых.

Любовь и благородство
Мне любо осквернять,
Я лишь свое уродство
Могу благословлять.

Мой горб – моя отрада,
Он мне всего милей,
И нет прекрасней смрада,
Чем смрад души моей.

Влюбленными глазами
Смотрю на гниль свою
И черными словами
Создателя пою.

Хвала Тебе, Всесильный,
За то, что я урод,
За то, что червь могильный
Во мне живом живет,

За то, что я не знаю
К Тебе любви живой,
За то, что презираю
Я рай пресветлый Твой!

На свет родился я впервые птицеядом,
Свирепым пауком;
Имел я восемь лап, был переполнен ядом
И жил в лесу глухом.

Я бережно растил лоснящееся брюхо
Среди сетей тугих
И терпеливо ждал, когда птенец иль муха
Запутается в них.

Тогда я, не спеша, в испуганную гостью
Свой я переливал
И, жаждою томясь и сладостною злостью,
Горячий труп сосал.

Цвело в моей душе, в моем паучьем теле
Немного чувств тогда:
Лишь ярый гнев да страх во мне всегда горели,
Да похоть иногда.

Я часто издали горящими глазами
Смотрел на паучих,
Я восхищался их роскошными телами,
Но я боялся их.

Однажды видел я, как самкою нарядной
Растерзан был сосед,
И стал с тех пор смотреть на брак я безотрадно
И горестно на свет.

И, проведя всю жизнь отшельником смиренным,
Я в должный час издох.
Мой ядовитый труп раздавлен был надменным
Нажатьем чьих-то ног.

Но вот опять живу, опять на свете белом
Томлюсь под игом мук;
На этот раз одет я человечьим телом,
Но все же я – паук!

Как и тогда, я зол, и боязлив, и жаден,
Живу в глухих углах,
И если вижу я родных свирепых гадин,
Меня объемлет страх.

Встает тогда в мозгу жизнь прежде прожитая,
И меркнет разум мой,
И воскресает вновь душа паучья, злая
В груди моей больной.

Мне хочется тогда в углу укромном скрыться,
И паутину ткать,
И ядовитым ртом в немую жертву впиться,
И кровь сосать, сосать!

Я проклял путь, который мне отмерен,
Отверг услады скованной Земли
И – между льдин безжизненных затерян,

На Полюс Вечный правлю корабли.
Все тихо спит под саваном тумана,
Лишь птицы с криками: «Текели-ли!» –

Навстречу мне над гладью океана
Летят, блистая смертной белизной…
Их криком сердце напоследок пьяно.

И пьян, и весел белый парус мой!
Как я, бестрепетно он вдаль стремится
И празднует прощание с Землей.

Мне ваш привет, неведомые птицы,
Родней всего, что бросил я вдали,
И пусть туда, назад, мой крик домчится,

Чтоб чуждо там пропеть: «Текели-ли!»
Пускай – как все, – он будет там непонят,
Пуская не долетит он до Земли

И в океане сумрачном потонет,
Надежду обману в последний раз…
Мне все равно! Мой дух уже не стонет,

Огонь сомнений навсегда погас.
Сомкнулись веки под холодной пылью…
Звучит, как музыка, прощальный час…

Растут в душе сверкающие крылья…
Придвинулась к лицу немая твердь…
И с радостью последнего усилья,

Открыв глаза, я вижу лик Твой – Смерть!

Прекрасен лес весною на рассвете,
Когда в росе зеленая трава,
Когда березы шепчутся, как дети,
И — зайца растерзав, летит в гнездо сова.

Прекрасно поле с золотистой рожью
Под огневым полуденным лучом
И миг, когда с девическою дрожью
Колосья падают под режущим серпом.

Прекрасен город вечером дождливым,
Когда слезятся стекла фонарей
И в темноте, в предместье молчаливом,
Бродяги пробуют клинки своих ножей.