Александр Тиняков (Одинокий) - Стихотворения

Прекрасна степь, когда — вверху мерцая,
Льют звезды свет на тихие снега,
И обезумевшая волчья стая
Терзает с воем труп двуногого врага.

Чудесней сказок и баллад
Явленья жизни повседневной —
И пусть их за мечтой-царевной
Поэты-рыцари спешат!

А мне милей волшебных роз
Пыльца на придорожной травке,
Церквей сияющие главки
И вздохи буйные берез.

Пускай других к себе влекут
Недосягаемые башни, —
Люблю я быт простой, домашний
И серый будничный уют.

Мелькнув, как огненный язык,
Жар-птичьи крылья проблистали, –
Но я люблю земные дали
И галок суетливый крик.

Жар-птица в небо упорхнет,
Но я не ринусь вслед за нею.
К земле любовью пламенею
И лишь о ней душа поет.

Поет, ликует и — молясь,
Благословляет все земное:
Прохладу ветра, ярость зноя,
Любовь и грусть, цветы и грязь!

Исступленные быки
На дворе ревут о тёлках,
Облака светлы, легки,
Пух зеленый на ветёлках.

Стали бабьи голоса
Переливней и страстнее,
Стали выше небеса
И темней в садах аллеи,

По полям шныряют псы,
Уязвленные любовью,
Наливаются овсы
Изумрудной, чистой кровью.

И на всю живую тварь
Льет свой свет благословенный
Затокудрый, мудрый царь,
Наш хранитель во Вселенной!

С тихой радость приемлю
Щедрой осени дары:
В небе рдяные ковры,
Златом устланную землю
И туманы вечеров
Над затишьями лугов.

Устремив бесцельно взоры
В ненаглядную лазурь,
Уношусь душой от бурь
В безмятежные просторы –
Волен, чист и одинок
И от битв земных далек!

Душа поет, не замечая,
Что ныне петь бы ей не след,
Что всюду – страшная и злая –
Война зажгла кровавый свет.

Но пусть войной живет рассудок…
Все так же радостно дыша,
Красой лазурных незабудок
Полна поющая душа.

В ответ шипению шрапнели
И гулу пушек и мортир
Я тихим голосом свирели
Провозглашу: «Прекрасен Мир!»

Прекрасны гибкие травинка,
Селенья, рощи и поля,
И над полями паутинки,
И все, что нам дает земля.

Пускай же демон бранной бури
Терзает человечью плоть, –
Я верю: вечен свет лазури
И мудро-благостен Господь!

Нет ни разлада, ни уныния
И все в природе, как всегда:
Все те ж на небе ризы синие
И звезд алмазных череда.

Все с той же грустью усладительной
На землю льется лунный свет,
Все к той же цели ослепительной
За солнцем мчится рой планет.

И так же с веток листья падают,
Чтоб новым листьям место дать, –
И всюду нас в природе радуют
Закон, согласье, благодать…

Нашатавшись по грязным притонам,
Опозорив себя в кабаках,
Нынче глупым, невинным тритоном
Я лежу на прибрежных песках.

Вижу женщин в купальных костюмах,
Голых ног розовеющий цвет,
Но ни смуты в разнеженных думах,
Ни желаний пылающих нет!

Навсегда ушла любимая –
И в душе царит покой,
Снова тело нелюдимое
Наслаждается собой.

Нет ни боли в нем, ни страстности,
Ни стремленья обладать.
Сладко стынуть в тихой ясности,
Не желать, не ожидать.

Я не скуп: придет любимая –
Вновь я сердце разбужу,
Тело, похотью томимое,
С телом пламенным свяжу.

Не придет – я так же радостно
Одиночество приму, –
Жить на свете белом сладостно
И с людьми, и одному!

Я сын мулатки и француза,
Родился я на корабле;
Мне поцелуй священный муза
Напечатлела на челе.
Попав в Париж, забыл я скоро
Родимый мой Мадагаскар,
И сладок стал мне яд позора
И оргий бешеных угар.
В ночных загаженных вертепах,
Абсентом горло опалив,
Под звуки песенок нелепых
Я был беспечен и счастлив.
А после пьянства — спозаранка
Сонет изящный был готов,
И получал я по два франка
За строчку сделанных стишков.
Так, не любя и не страдая,
Быть может, долго жил бы я,
Когда б не встреча роковая,
Когда бы не судьба моя!
На сцене, в маленьком шантане
Увидел женщину я раз
И, полн таинственных желаний,
Свести с неё не мог я глаз.
Она густым контральто пела,
Я слов её не понимал,
Но вся душа во мне горела
И руки я, дрожа, сжимал.
Она едва ль была красива,
Но на вопрос мой, кто она, —
Ответила: «Тананариво!» —
И стал я пьян, как от вина.
С тех пор не знаю я покоя,
Я бросил сумрачный Париж,
Где все и всё вокруг чужое —
Дворцы, слова и гребни крыш.
Теперь я жду лишь парохода,
Чтоб плыть скорей в Мадагаскар,
Где ждет меня любовь, свобода
И новых, дивных песен дар!