Ты не дал мне, Боже, любви человеческой,
И вот без нее не могу я понять
Ни воли Твоей, и ни ласки Отеческой,
И мне не желанна Твоя благодать.
Любовь Твоя, Господи, сердца не радует,
И ты мне навеки, навеки чужой –
И в адские пропасти медленно падает
Душа, не согретая лаской земной.
Март 1916 Петербург
Пустота
Совсем пустым, ненаполнимым
Меня природа создала,
И тают легковесным дымом
Мной совершенные дела.
Чужие речи, мысли, вздохи
Приемлют смерть, в меня упав:
Так гибнут в злом чертополохе
Ростки целебных, сочных трав.
Пустой, безлюбый и бесплодный
Стою и жду, – а смерти нет…
И тонут в пропасти холодной
Сиянья пламенных планет,
И голос бурь, и пенье птичье,
И человечьи голоса…
И глядя на мое величье,
В комочек сжались небеса…
Апрель 1921 Петербург
Множественное в едином, и единое
при множественном, и вместе все.
Плотин
Бог, и мир его, и человек его есть то едино.
Г.С. Сковорода
Все во мне и я во всем.
Тютчев
Единое
Я и блеск луны и солнца, и Священное
Слово в Ведах, и звук в эфире, и
Человечность в людях.
Бхагавад-Гита, VII,8.
Былинкой гибкою под ветром Я качаюсь,
Я Сириусом лью лучи мои в эфир,
И Я же трупом пса в канаве разлагаюсь,
И юной девушкой, любя, вступаю в мир.
И все очам людским доступные картины,
Все тени, образы и лики бытия
Во глубине своей божественно-едины,
И все они во Мне, и все они – лишь Я.
Христос израненный и к древу пригвожденный,
И пьяный сутенёр в притоне воровском –
Четою дружною, навеки примиренной,
Не споря меж собой, живут во Мне одном.
Во всем, что вымерло, в деревьях, гадах, птицах,
Во всем, что есть теперь в пучине бытия,
Во всех грядущих в Мир и нерожденных лицах –
Во всем Единый Дух, во всем Единый Я.
Апрель 1919 Орел
* * *
Все равно мне: человек и камень,
Голый пень и свежий клейкий лист.
Вечно ровен в сердце вещий пламень
И мой Дух непобедимо чист.
Всем терзаньям, всем усладам тело
Я без сожаленья отдаю,
Всем соблазнам я вручаю смело
Душу преходящую мою.
Мне уже не страшно беззаконье,
Каждый звук равно во мне звучит:
Хрюкнет ли свинья в хлеву спросонья,
Лебедь ли пред смертью закричит.
Уж ни жить, ни умирать не буду,
Стерлись грани, дали, времена,
Только Я — Один во всем и всюду,
А во Мне — лишь свет и тишина.
Сентябрь 1916 Петербург
В лепрозории
Утратив все, приветствую судьбу.
Тютчев
Я захворал проказой. В лепрозорий
Меня отправили врачи.
Кругом сухая степь. Огнисты зори
И пламенно горят лучи.
И — как огонь — горят на коже ранки,
И мутный гной течет из них,
И слышатся всечасно перебранки
Соседей язвенных моих.
Но чем ни глубже боль пускает корни,
Чем ни отравленнее кровь,
Тем ярче, радостней и животворней
Растет в душе моей любовь.
Я — как дитя — шепчу привет былинкам,
Что вырастают на дворе,
И в воздухе дрожащим паутинкам,
И птичьим песням на заре.
Когда лежу, щекой прижавшись гнойной
К подушке — и гляжу во тьму,
И месяц в окна поглядит спокойный,
Как брату, радуюсь ему.
Пусть догнивает тело от болезни,
Но духом я постиг давно,
Что я живу в родимой, в милой бездне,
Что Макрокосм и Я — Одно.
Бациллы, мне терзающие кожу,
Со мной пред вечностью равны,
И я проклятием не потревожу
Святую тайну тишины.
Ни зависти, ни злобы я не знаю,
Меня не давит тесный плен,
Я человечество благословляю
Из-за моих высоких стен.
Не все ль равно: здоров я или болен,
Любим людьми или забыт,
Когда мой дух, как птица в небе, волен
И сердце от любви горит!
Июль 1912 Москва
Бродяга
Дождик хлещет. Сквозь опорки
Слякоть ноги холодит.
Ветер треплет на пригорке
Ветки голые ракит.
Жмется ласково котомка
К истомленному горбу,
И пою, как птица, громко,
Славя путь мой и судьбу.
Может быть, я ночью вьюжной
Упаду, и вплоть до дня
Снег холодный, снег жемчужный
Будет падать на меня.
Читать дальше