Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Смотри, мы в путь готовы, мы уходим,
Поводья привязав к твоим поводьям».

Злокозненный смутился клеветник,
От мудрой речи головой поник.

Подумал: «Если с Сиявушем вместе
Мы выступим — я не исполню мести:

Не попадет иранец в мой капкан,
Увидит шах, что речь моя — обман.

Теперь нужны мне хитрость и сноровка,
Чтоб Сиявуша сбил с пути я ловко».

Он пролил слезы жаркие из глаз,—
И обманул иранца Гарсиваз.

И возмущенье и негодованье
Услышал Сиявуш в его рыданье.

Спросил он мягко: «Что случилось, брат?
Какою тайной скорбью ты объят?

Когда туранский царь тому виною,
Что плачешь ты сейчас передо мною,

То выйду я с тобою в путь, начну
С Афрасиабом грозную войну.

Откройся мне, доверься мне вначале,
Чтоб я тебя избавил от печали».

Ответил Гарсиваз: «Я речь веду
Не про свою обиду и беду.

О споре меж Ираном и Тураном,
О горе, что грозит соседним странам,

О сущности вражды я полон дум,
Мне мудрые слова пришли на ум:

«С тех пор как Тура бог покинул правый,
Настало зло, воюют две державы». [32] С тех пор как Тура бог покинул правый, Настало зло, воюют две державы. Тур и Сальм, обуреваемые ревностью, заманили к себе младшего брата Ираджа, которому отец передал в удел Иран, и обезглавили его. С тех пор между Ираном и Тураном не прекращались войны.

Не Тур — Афрасиаб царит теперь,
Но он такой же бык, такой же зверь.

Пройдет немного времени, — владыки
Узнаешь нрав коварный, злобный, дикий.

К тебе пылает злобой туран-шах,—
Судьба людей сокрыта в небесах.

Ты знаешь — я твой друг во всем и всюду,
Всегда тебе товарищем я буду.

О шахе я сказал, добро любя,—
Грешно таить мне правду от тебя».

Ответил Сиявуш: «Гони тревогу,
Затем, что я иду, внимая богу.

Афрасиаб, — о нем я думал так,—
Стал светом для меня, развеял мрак.

Когда б решил он, что ищу я брани,
Меня бы не возвысил он в Туране,

Не дал бы мне страну, венец, престол,
Свое дитя ко мне бы не привел.

К его дворцу пойду с тобой теперь я,
Рассею мрак, добьюсь его доверья.

Где правда проступает сквозь туман,
Там терпит поражение обман».

Ответил Гарсиваз: «Он зверя хуже,
Он не таков внутри, каков снаружи

Тебя он предал, обманул, злодей,
Зашил он очи мудрости твоей.

Покинул ты отца, незрел и молод,
Пришел в Туран, воздвиг огромный город.

Так обольстил тебя Афрасиаб,
Что служишь ты ему, как верный раб».

Он говорил, а в голосе — рыданье,
В душе — коварство, на устах — страданье.

Тут Сиявуш в него вперил глаза,—
Из них катились за слезой слеза.

У Сиявуша пожелтели щеки,
Издал он вздох, тяжелый и глубокий,

Сказал: «Не вижу, в глубь вещей смотря,
Чтоб заслужил я ненависть царя.

Пусть я познаю муку и обиду —
Из подчинения царю не выйду.

Без войска я пойду с тобой к нему,
Причину гнева царского пойму».

А Гарсиваз: «Не вижу в этом смысла,
Чтоб ты пошел, когда беда нависла.

Заступник твой, спасу я жизнь твою,
Огонь, быть может, я водой залью.

Афрасиабу изложи в посланье
Все доводы, все речи в оправданье.

Когда увижу: царь не хочет зла,
Настал хороший день, заря взошла,

Немедленно гонца к тебе отправлю,
От мрака и тоски тебя избавлю.

А если царь коварен, гневен, зол,
То и тогда примчится мой посол.

Ты действуй быстро, чтоб достигнуть цели,
Ты долго не раздумывай; отселе

В ста двадцати фарсангах есть Китай.
А в триста сорока — иранский край.

Там у тебя и войско и держава,
Там у тебя отец, закон и право.

Во все концы отправь своих послов,
Не медли, будь к сражению готов».

И Сиявуш совету внял дурному,
Душой беспечной погруженный в дрему.