Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Лишь тем он знатен, что испил вина.
Прости, о шах, на мне лежит вина».

Властитель рассмеялся: «Повсеместно
Да станет эта повесть всем известна!»

Мобеду он сказал: «Пусть пьют вино,
Оно дозволено, разрешено.

Пусть столько пьют, чтобы, на льва воссев,
Скакали — и не сбрасывал их лев!»

Воскликнул шах, чьи доблестны деянья:
«Вельможи в златотканом одеянье!

Вы пейте в меру. Хмелем зажжены,
Вы думать о последствиях должны.

Вы после пира вовремя засните,
Иначе вред себе вы причините».

В сопровождении богатырей
Поехал на охоту царь царей.

Хормозд, начальник, слева был, а справа —
Мобед, чье сердце чисто, величаво.

Скакал Бахрам, внимал седым мужам,
В их сказах жили Фаридун и Джам.

Пред ним — луга, ложбины, буераки,
Пред ним — гепарды, кречеты, собаки.

Жара, — скорей уехать бы отсель,—
Хоть бы один онагр, одна газель!

Царь изнемог, был душен день и зноен,
С охоты возвращался он, расстроен,

Как вдруг зеленый видит он приют:
Счастливо, видно, люди здесь живут!

Охотников увидев в отдаленье,
Навстречу выбежало все селенье.

Бахрама утомил тяжелый путь,
Хотел он в той деревне отдохнуть.

Но были глупы жители селенья,
Властителю не вознесли хваленья.

Разгневался на земледельцев шах,
На них не глянул с милостью в очах.

Сказал мобеду: «Их не надо трогать,
Но пусть течет у них в арыках деготь,

Пусть вместо человечьего жилья
Здесь мы увидим логово зверья!»

Уразумев приказ владыки строгий,
Мобед к домам направился с дороги,

Сказал крестьянам: «Дивный здесь приют,
Стада пестреют, и сады цветут.

Пришлось царю по нраву место ваше,
Он хочет, чтоб еще вы жили краше.

Вас всех он хочет превратить в господ,
Деревню — в город. Вы, простой народ,—

Все господа — и женщины и дети,
Вы не подвластны никому на свете.

Поденщик жалкий, важный старшина,—
Отныне ваша доля сравнена.

Все господа — и жены и мужчины,
Нет подчиненных, все теперь — старшины!»

Возликовали жители тогда:
Отныне все в деревне — господа!

Все уравнялись — и мужья и жены,
Стал равен старшине слуга поденный

В деревне стала молодежь дерзка
И старшину убила — старика.

С мечами друг на друга шли мужчины,
И кровь лилась повсюду без причины.

На деда внук пошел, и мать — на дочь,
Кто жить хотел, бежал оттуда прочь.

Остались только старцы и калеки,
Казалось, прекратился труд навеки.

Поля заглохли, высохли сады,
В арыках больше не было воды.

Замолкли все жилища до едина:
И люди убежали и скотина.

Вот минул год, пришла пора весны.
Поехал на охоту царь страны.

Он к тем местам цветущим прибыл вскоре,—
Но всюду запустенье, дикость, горе.

Поля заглохли, высохла листва,
Ни одного живого существа!

Лицо Бахрама горестью затмилось,
Увидел он всевышнего немилость.

Мобеду он сказал: «Гляди, Рузбех,
Крестьяне разорились, жаль мне всех.

Сады, дома разорены в селенье,—
Восстанови за счет казны селенье!»

К жилищам, развалившимся от бед,
По слову шаха поскакал мобед.

Объездил все дома и все кварталы,
Предстал пред ним старик, больной, усталый.

Сойдя с коня, произнеся привет,
Седого старца обласкал мобед.

Спросил: «Скажи мне, муж, годами древний.
Кто разорение принес деревне?»

Старик ему ответил: «В некий час
Державный шах проехал мимо нас.

Примчался к людям, отделясь от свиты,
Мобед — неумный, злой, хоть родовитый.

Он так сказал нам: «Все вы — господа,
Над вами нет ни права, ни суда.

Равны подростки, женщины, мужчины,
Вы все — над господами властелины».