Попоны, сбруи, звонкие кольчуги
И луки Чача, что, как сталь, упруги;
Не вел он счета злату, серебру,
Достал он амбру, мускус, камфару,
Отборных боевых коней привел он,
Толпу рабынь — весны юней — привел он;
Принес он вороха шелков цветных,
Две с яхонтами чаши золотых,—
Все это подарил Рустам Бахману,
И многое, чего считать не стану.
До берегов Хирманда проводил
И обнял шахзаде, и отпустил.
Предстал Бахман пред шахскими глазами.
Взглянул Гуштасп и облился слезами.
«Да ты — Исфандиар, — воскликнул он,—
В тебе мой сын мне богом возвращен!
Вот — доблести звезда взошла над миром!..»
И он назвал Бахмана Ардаширом.
Бахман был щедро небом одарен,—
Богобоязнен, знаньем умудрен.
Такие руки у Бахмана были,
Что до колен их кисти доходили.
На внука насмотреться дед не мог,—
Так он был мощен, статен и высок.
В пиру, в борьбе — по силе и удару —
Он равен был во всем Исфандиару.
Гуштасп им любовался, не дыша,
От счастья трепетала в нем душа.
Царь повторял: «Самим отцом творенья
Мне — скорбному — он послан в утешенье!
Пусть вечно в мире мой Бахман живет,
Коль Руинтана отнял небосвод!»
Речь завершил я об Исфандиаре.
Да будет вечен светоч государя!
Да не узнает скорби никакой,
Да властвует он вечно над судьбой!
Да царствует в Иране и Туране,
Влача врагов надменных на аркане!
Я расскажу о гибели Рустама,
Как в былях прочитал потомков Сама.
Муж Азад-Сарв ученый в Мерве жил.
С Ахмадом Сахлем славным он дружил.
Тот Сарв был стар, но лет преклонных иго
Носил легко. Владел он древней книгой.
Он был красноречив, познаний полн.
Он океаном был сказаний-волн.
Свой род к Рустаму, к Саму возводил он,
О предках славных записи хранил он.
Я их прочел — и здесь перескажу,
Но зданье слов по-своему сложу.
Коль проживу свой срок в юдоли бренной
И разума светильник незатменный
Я сохраню, то завершу свой труд —
Преданья, что вовеки не умрут.
Я посвящаю книгу властелину,
В венце вселенной светлому рубину,
Махмуду-льву, что фарром осиян,
Кому подвластны Хинд, Иран, Туран.
Абулкасиму-шаху — солнцу знаний, [56] Абулкасиму-шаху — солнцу знаний … — У султана Махмуда Газневида была кунья (почетное прозвище) Абулкасим.
Бессмертному величием деяний.
Он истинно велик. Пройдут года —
Молва о нем не смолкнет никогда,—
Молва о царственных его охотах,
О битвах, о пирах и о щедротах.
Блажен, кому открыт дворец его,
Кто может созерцать венец его!
Я плохо слышу, ноги ослабели,
Меня нужда и старость одолели.
Как раб, я скован гневною судьбой,
Я изнурен плачевною судьбой.
Но солнце правды вижу я воочью,
Молюсь я за Махмуда днем и ночью.
Так делают все жители страны
И те, кто нечестивы и темны.
Великому не нужно рабской лести.
Он, став царем, закрыл ворота мести.
Благочестивый, строг лишь с теми он,
Кто роскошью преступной упоен.
Он мудрецов от бедствий защищает.
Он щедр, но царства он не расточает.
Здесь оставляю память я о нем
Потомкам дальним на пути земном.
Здесь — в этой книге о царях старинных
И о великих древних исполинах,
Все в этой книге: битвы и пиры,
Событья незапамятной поры,
В ней — разум, вера, мудрость и познанье
И в ней — путей к эдему указанье.
И всё, что примет сердцем государь
Из книги о делах, гремевших встарь,
То временем бегущим не затмится —
И памятью в грядущем возродится!
Не верю, что судьбой я втоптан в прах,
Надеюсь я, что старца вспомнит шах;
И щедрость шаха люди славить будут,
И век его потомки не забудут.
Теперь вернуться к были срок настал,—
К рассказу, что у Сарва я читал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу