Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Сей государь и славы и похвал,
Что по заслугам он любовь снискал.

«Вовеки, — он сказал, — по божьей воле
Ты восседай на золотом престоле.

Да будешь ты Ормуздом осиян,
К тебе да будет милостив Бахман,

А в месяце урдибихишт — в лазури
Пусть Марс тебе сияет и Меркурий.

Настанет шахривар — веди войска,
О государь, чья доблесть высока.

В счастливом спандармузде всей душою
Ты радостью возрадуйся большою.

С тобой да будут Дей и Фарвардин,
Чтоб ты печальных не знавал годин.

Да будешь, наделенный светлым даром,
О царь, обласкан месяцем азаром.

Пусть в месяце абан твоя судьба
Тебе покорной станет, как раба.

Пусть каждое твое умножит стадо
Свет благодатный месяца мурдада.

Сын славных предков, чья держава — сад,
Пусть радует твою страну Хурдад!»

Рустам замолк, и всех обвел он взглядом.
Шах посадил его с собою рядом.

Сказал Хосров: «Злодейская рука
Пусть от тебя пребудет далека.

Все тайны мира ты постиг чудесно,
Твоя лишь тайна миру неизвестна!

Царей избранник, родины броня,
Ты охраняешь войско и меня.

Рустам, тебя увидев, я ликую,
Как будто душу я обрел другую.

Здоровы ли — желаю им добра —
Дастан, и Фарамурз, и Завара?»

Рустам сказал, склоняясь: «Царь Ирана,
Ты, чья судьба вовеки недреманна!

Они живут, не ведая обид:
Бессмертен тот, кто шахом не забыт!»

В цветник царя пришел слуга придворный,
Украсил он для пира сад просторный,

Под ветвью цветоносной и густой
Велел престол поставить золотой.

Коврами устлан и в парчу одетый,
Сад засверкал сверканием планеты.

Так осенило дерево престол,
Что тень бросал на трон могучий ствол.

Ствол — серебро; на яхонтовых ветках —
Не ягод гроздья, а жемчужин редких.

Не лист на ветке и не плод блестит:
Как серьги — сердолик и хризолит.

На ветках апельсины золотые:
Снаружи — золото, внутри — пустые,

Но, как тростник внутри просверлены,
Они вина и мускуса полны.

Кто сядет на престол в саду лучистом,
Обрызган будет мускусом душистым.

Пришел и на престол воссел Хосров.
На шаха лился мускус из плодов.

Увидел всех, с кем сердцем был он дружен,
Украшенных венцами из жемчужин.

Звенели весело их голоса,
На всех — запястья, серьги, пояса,

Они стояли, золотом блистая,
На всех — парча из Рума, из Китая.

У всех пылают лица, как тюльпан,
Все пьют из чаши, а никто не пьян.

Объяло всех веселье удалое,
Играли, громко пели, жгли алоэ.

К престолу соизволил шах позвать
Гударза, Туса и другую знать.

Решил он побеседовать с могучим,
И сел Рустам под деревом пахучим.

Рустаму государь сказал тогда:
«О благородный, чья светла звезда!

Ты — наш оплот. Иран тебя восславил:
Ты крылья, как Симург, над ним расправил.

В столице иль на дальнем рубеже
В дни бедствий ты всегда настороже.

Ты знаешь, каковы Гударза дети:
Им царь царей дороже всех на свете,

Их службу, их советы я ценю,
Я вижу в них надежную броню.

Я мучился, но моего призыва
Никто, никто не слышал, кроме Гива!

Беда низверглась на моих друзей:
Потерян сын, — что может быть страшней?

Откажешься, — мы не найдем другого,
Чтоб вызволил из бедствия такого!

Бижан — в Туране, где кругом — враги.
Подумай и Бижану помоги.

Казну, коней, людей, вооруженье
Я отдаю в твое распоряженье».

Рустам пред шахом прах поцеловал,
И встал, и много произнес похвал:

«Как солнце, ты распространил пыланье,
Чтоб каждое исполнилось желанье.

Ни гнева, ни нужды не знай, о шах,
Твои враги да превратятся в прах!

Ты — царь Ирана, мудрый и нетленный,
И прах у ног твоих — цари вселенной.