Глеб Бобров - Осколки

И это — жизнь?! Трибуны-алкоголики
За опохмелкой двинули за речку.
Нас продали, квирит, за счастье кроличье,
Да и притом — остригли, как овечек.

Легат был слаб. Идеалист, без кворума.
В легачьей свите — с кухонь полудурки.
И вот — итог: на гордых римских форумах
В Курбан-Байрам баранов режут чурки.

И это — жизнь?! Могли ж — открыть америки,
И олаврушить мир бессмертной славой.
Все — прОпили. Прожрали. До истерики
Обидно. Только кровь по венам — лавой.

Трибуны сыты. А в фаворе — звери, и
Осталось встать и крикнуть: Боже правый…
Я — гражданин исчезнувшей Империи.
Я — патриот поверженной Державы…

Небо на Кавказе — густо-синее…
Отгремели грозами бои,
Синеву привычно ранят крыльями
Цинковые птицы-журавли.

Им лететь — в последний раз по солнышку
Да тянуть серебряную нить,
Прежде, чем в оструганных суденышках
Навсегда — улечься под гранит.

Все равно. Командовали ль ротами?
Только ль притирались к сапогам?
Равноправно-серые «двухсотые»
Развезет «тюльпан» по адресам.

…Жидкий строй «кузнечиков» на кладбище.
Речь. Прощальный треск очередей.
Жить отныне — в памяти товарищей
Да в сердцах и снах родных людей.

А на дискотеках — их ровесники
(Искренне считаются — ДЕТЬМИ)
Обсуждают девочек и песенки —
Хорошо живется молодым…

…На перроне станции «бессмертие»
Каптенармус-ангел примет цинк,
Выдаст крылья — белыми конвертами,
И к «парадке» — золоченый нимб.

Вечно молодые. Вечно — сильные.
Им бы жить — на взлете полегли…
На прощанье — нам качают крыльями
Цинковые птицы-журавли.

«Погибаю, но не сдаюсь»…
Смерть — хмельней, чем волшебный кубок.
Я — не викинг. Скорее — трус,
Но — на всех не хватило шлюпок.

Говорите: «И смерть красна»?
…День исходит багряной высью…
Просто — меньше свободы, на…,
Чем у загнанной в угол крысы.

Ну, а крыса в углу — страшна:
Жизнь за десять — расклад стандартный.
…Тушит в сердце пожар волна,
Плещет в рубку — за квартой кварта.

Вот он — славы желанный час!
Выбирай: хоть в Джаннах, хоть в Ирий!..
Только вот (как всегда у нас) —
Не хватило на всех валькирий.

Надоело. На дно. Без — чувств.
(Лишь русалки, как дуры, плачут).
Погибаю, но — не сдаюсь
(Вдруг чего-то еще не хватит?)

Вечер. Небо. И — звёзды… Замёрзшие тучи — скукожились,
Прометееву печень клюёт отмороженный гриф.
Из ледышек не сложишь свободу — проблемы лишь множатся.
Чем тебя поддержать, фронтовой мой товарищ Сизиф?..

Мы взрастали на догмах. Мы мнили ветра — непреложными.
Чай, не флюгер — выкручивать румбы. Поверьте — устал.
Ты скажи — чем выходит нам жажда достичь невозможного?
Чаще — боком. И сразу. Не так ли, товарищ Тантал?

В мире — много придурков, драконов и места для подвига
(Вместо неба — повис перевернутый черный пентакль).
Пусть народ хлещет пиво и режется в «крестики-нолики»,
Мы — в крестовый поход. Собирайтесь, товарищ Геракл.

…А народ — улюлюкает: дескать, «воняет конюшнями»,
Шьёт паскудную славу десанта на Плайя-Хирон.
Нет убийственней газа, чем серая хмарь равнодушия.
Наш кораблик готов? Adelante, товарищ Харон!

Только… Шарик — он круглый. К тому же — ещё и вращается.
Мы вернемся на берег — и в том нам порукой прилив.
Вновь — сияет вершина. Шершавый булыжник под пальцами.
Вариант номер N… Приступаем, товарищ Сизиф?..

По секрету мы узнали,
(А война всегда секрет),
Что мы здесь не воевали,
Что войны здесь вовсе нет.
Мы сажали здесь деревья,
В школах к знаниям вели,
В кишлаках (гуляй, деревня!)
Дни нехило провели.
На пикник хиляли в горы
И, катаясь на «броне»,
Регистанские просторы
Мы освоили вполне.
Если вдруг «заболевали» —
Медсанбаты за углом.
Мы же там не воевали,
Чеков хапнув навалом.
Загорали, песни пели
И водили хоровод…
Жаль, гробы в Союз летели
Каждый день… из года в год…