Глеб Бобров - Осколки

Мне сейчас говорят, что с войной этой вышла ошибка
Мол, война нам нужна, как счастливому евнуху хрен.
И тогда, я к лицу примеряю пустую улыбку.
Как протезы свои
Примеряю
Чуть выше колен.

Полтава, Полтава! Вишневый цвет
Волнующая страна!
В полтавских садах росли с юных лет
Влюбленные: Он и Она.
Случилось за «речкой» ему служить —
О, время почтовых слов!
Да разве в разлуке ему забыть
Огромную их любовь.
Хмельная, плыла его голова:
Письмо ее — три строки.
А все остальные в письме слова —
Вишневые лепестки.

Броня принимала неравный бой,
В десантном отсеке — жар.
И эхо от взрыва тугой волной
Ударило в Чарикар.
Горелым тротилом пропах Восток,
В броне смерть одна на всех.
Пуржит, засыпает сухой песок
Полтавский вишневый снег.

Любовь ей прислали в большом гробу
С окошечком в черный цвет
И рвала за патлы свою судьбу
Вдова в девятнадцать лет.

Пустые года, как немое кино:
Все радости — стороной.
И вишни в саду заневестились, но
На что они ей одной?
И ветер качает и треплет листву,
И небо чернеет от гроз,
И падают спелые вишни в траву,
Как капли рубиновых слез…

В морг баграмского санбата
Привезли с войны солдата —
Да, тогда по адресатам
Многих выслала война!
Только вышла с ним промашка —
Не имел солдат бумажки,
А по порванной тельняшке
Не узнаешь ни хрена.

Что здесь скажешь? Дело скверно.
В штабе «вешались», наверно —
Морг у нас не безразмерный,
А совсем наоборот.
Был приказ по батальону
О солдатских медальонах
Для команды похоронной,
Если часом зашибет.

Ну, а с парнем этим еле
Разобрались за неделю.
Вышло: лишнюю неделю
Для родных он был здоров.
А решило дело это
Хлорка, выевшая где-то,
Номер выевшая где-то,
От военного билета,
На материи штанов…

Кому — Союз.
Кому — война.
А нам с заменой — старшина.
Наш старый прапор,
Отбыв срок, ушел домой.
Был новый хмур. И то сказать
Кто может с радостью принять
В наследство жизнь
между казармой и войной.

Да мы-то здесь не первый день —
Мозги от мата набекрень,
А он в наряде рисовал портрет жены!
О том, что будет через год
Никто не думал наперед —
Мы не могли представить жизни без войны.

Под небом гребаной Рухи
Мы полюбили с ним стихи,
Мы с ним по-новому увидели Восток.
Как говорили дембеля:
Мол, на таких стоит земля

И старшины с собою брали адресок.

Потом был снайпер. Мать твою!
Под Хостом. В первом же бою…

Она мечтала о любви.
Красивой, чистой и высокой.
Но первый только пригубил
Бокал души ее глубокий.
И был восторженным второй —
Он становился на колени.
И по ночам храпел шестой,
Напоминая о терпении.
Потом был вдруг военкомат.
Слова единственной подруги
И согласилась наугад
Работать где-то там на Юге.
И были горные хребты,
И лед, по-утреннему звонкий,
И чьи-то грязные бинты
У края солнечной бетонки
И красный, новенький Камаз,
Попутка к месту назначенья
И обстоятельный рассказ
В письме о всех ее волненьях.

Вначале охватила грусть.
Тоска по родичам, знакомым.
За Гиндукушем весь Союз
Казался ей огромным домом.
И краем света был Баграм —
Три сотни книжек и отчеты.
И пустота по вечерам,
Когда ни писем, ни работы.
Когда нет рядом никого
И пахнет дустом одеяло…
Однажды встретила Его —
Того, которого искала.

Он был особенно красив.
Тот лейтенант из разведбата:
По-деревенски молчалив,
По-деревенски грубоватый.
О том, что где-то есть жена
И даже два его пострела —
Почти не помнила она.
И как могла. И как умела.
Когда Он спал «без задних ног»,
Она склонялась к изголовью
И ревновал его Восток
Своей особенной любовью.
У той любви такая власть,
Что ей перечить — мало проку:
Он не вернулся с группой в часть
К давно назначенному сроку
И ей твердил семь дней комбат
Слова: тяжелое заданье.
А на восьмой сказал: «… В санбат.
Ты поезжай…
На опознанье».

Давно закончилась война.
Я вдруг о ней услышал снова:
О том, что замужем она,
Есть дом, хозяйство и корова.
И на порог меня впустил
Ее хозяин седоватый.
По-деревенски молчалив.
По-деревенски грубоватый.