Юз Алешковский - Средь других имен

Лишь только знак подаст Юпитер,
Как будет тьма и тишина
В пространствах неба необъятных
Немедленно учреждена.

Так Солнце — жгучий повелитель
Золотолитых наших дней,
Удержит звонкоогненогих
И проницающих коней.

И пригвоздит морские бури
Трезубцем к лону вод Нептун;
Утихнет мировое море,
Погаснут плески звезд и лун.

Всё остановится в природе:
Прервется трав и листьев речь,
И ветер сложит свои крылья,
И реки перестанут течь.

Когда я уходил в безбрежность
По сжигающим пескам пустыни,
Ты принесла мне сердца нежность
И чистые духа святыни.

Вокруг неистовствовала геенна,
Огонь опалил ресницы и веки,
Ты одна — благословенна
В душе моей — отныне — навеки.

Изуродованный, ничего не вижу,
Не слышу и не понимаю;
Только чувствую: ты ближе и ближе,
Ты — весь мир мой до самого края.

Рок тяготеет над всем,
Мною свершенном в труде:
Мысли, картины, стихи,
Трезвой науки плоды —
Все исчезает как дым,
Все превращается в прах,
Будто трудился не я,
Будто созданья мои
Снятся кому-то во сне,
Вместе со мной — их творцом.

С колоды карт
При сдаче
И мне туза не снять.
И мне уже не знать,
Как Германну,
Удачи.
В колоде карт игральных
Нет для меня тузов,
А — символы лесов,
Или морей полярных.
Но что ж сниму с колоды,
К тем картам приучась?
Мне б
Вдохновенья час,
Чтобы осилить годы.

Заброшен недоброй рукою,
Несусь и несусь по кривой…
О, как от тебя далеко я! —
Без слов, без тепла, но живой.

Вот так же в пространстве несется
Отторгнутый камень-болид:
При встрече с другим распадется,
Не вспыхнет и не прошумит.

Что не бывало с этим бедным телом? —
с морской волной играло в ноябре
и, насладясь, опять борьбы хотело
и радости в игре.

Под знойным солнцем бронзой наливалось,
морозом пахло — только что с крыльца,
и никогда не ослабляла вялость
скуластого лица.

Навстречу всем богам и всем ударам
вокзальных толп, вращению Земли
шла молодость — и, надо быть, недаром:
с ней силы чувств росли!

Зверенок добрый именем Сергея
овладевал — и с именем — душой
все радостней, разумней и светлее,
как лаской брат меньшой.

И как узнать? Не узна ю . Оно ли —
вот это тело? Сломлен? Болен? Стар?
Чужие голоса — источник боли,
не только что удар…

Где гордость имени? Одно прозванье.
Но ты не верь, по-прежнему зови!
Ты слышишь ли меня?
Боль. Даль. Существованье
без имени, без жизни, без любви.

Под Троицу с базара принесли
Камыш и пряник с леденцом. Травою
Пол выстлали — и в комнате моей
Запахло яблоками и весною.
А я лежу под белым образком,
И надо мной лампадка догорает.
Читают мне, как в Угличе царевич
Зарезан был по воле Годунова,—
И сыростью от скошенной травы
Повеяло, и зайчик вдруг запрыгал…
Потрескивает лишняя лампадка.
А я слежу, как солнце золотится
На волосах склоненной, грустной мамы,
И думаю: у Дмитрия, наверно,
Такая чистая и нежная была —
Разрезанная золотилась шейка.
Бедняжка Митенька!

Приблизься, человек: перед тобой страданье.
Прислушайся ко мне — шум жизни приглушен.
Не спрашивай моих богатств, исповеданья,
А сам себе скажи: «Во человецех он».
И человек приник к другому человеку,
К его дыханию, журчанию крови —
Во имя человечности и той любви,
Что нам светлит чело от веку и до веку.
Ты брат, сестра ли мне — не спрашиваю тоже.
«Во человецех ты», — сын или дочь земли…
Коснись своей рукой до воспаленной кожи,
Не только плоть мою — и душу исцели.