Георгий Голохвастов - Лебединая песня - Несобранное и неизданное

По-детски гибкая, смеющаяся звонко,
Ты знала властные, как приворот, слова;
От зова темных глаз кружилась голова,
И завлекала страсть причудливостью тонкой.

Сгорела… и ушла… А я глухой сторонкой
Пленен в ее снегах. На окнах кружева
Морозы заплели. Не сплю… Трещат дрова,
И, разгораясь, печь гудит, стуча заслонкой.

А я всё жду тебя. Во всем – для грез предлог…
Вернешься!.. Скрипнет дверь, ты ступишь на порог,
И бросится к тебе мой пудель мягкошерстый.

Напрасный сердца сон!.. Покой полночный строг,
И разделяют нас немереные версты
Затерянных в бору неведомых дорог.

Средь бедствий князь Иван, прозваньем Калита,
Зажег в Москве свечу великого служенья —
Сбиранья земского. И в мраке униженья
Та весть была везде и всеми понята.

Давила тягостно татарская пята,
Раздор удельный звал на братские сраженья,
Но крепла и росла стихия притяженья —
Слиянья русского глубинная мечта.

В борьбе века прошли. Гремела непогода,
Враги грозу вели с заката и с восхода,
И оправдал себя седой завет Кремля.

В нем сплавилась Руси упорная порода:
Неодолимая, как океан, земля
И мощь безмолвная единого народа.

Пойми же! Я горжусь своею страстью тщетной…
С другой, доступною, блаженства не приму…
Ты путеводный свет бросаешь мне во тьму, –
Мне больно… Но живу надеждою запретной.

Ты в сердце ранена. И нежности ответной
Я не ищу сейчас. Но только никому
Тебя не уступлю. И мне лишь одному
Твой должен взор блеснуть, как зов мечты заветной.

Я жду. Не юность ли – целительница ран?
Любви, солгавшей раз, ты изживешь обман
И вновь изведаешь и грезы, и стремленья.

Тогда… Не для того ль судьбой мне искус дан,
Чтоб, слыша первый вздох призывного томленья,
Я, верный, мог привлечь трепещущий твой стан.

Свистит хмельной ямщик под ропот бубенца;
Уносит тройка нас в знакомый путь к цыганам.
Под полостью вино… Вновь песенным обманам
Мы на ночь отдадим беспечные сердца.

На Черной Речке дом. В сугробы у крыльца
Бегут встречать гостей, — прием готов всегда нам.
Уже шампанское струится по стаканам…
И жадно ищет взор желанного лица.

Все песни табора под гуд басов пропойных
Поют цыганочки – и в звуках беспокойных
То вызов, то мольба, то счастья клич, то боль…

От них вскипает кровь ударом волн прибойных…
Бокал давно забыт… О, кос тяжелых смоль!
О, глубь истомных глаз с огнями молний знойных!

Еще тобою полн, томлюсь в бреду счастливом;
Не вижу никого в присутствии твоем;
Стихи, зажженные взволнованным огнем,
И брызжут, и блестят, как искры под огнивом.

Но не стоим ли мы над морем пред отливом?
Где упоенность грез?.. Всё чаще, с каждым днем
Мы, свидясь, ищем слов… Мы время сознаем…
Нет счастья прежнего в блаженстве молчаливом.

Исчезла тайна встреч. И в расставаньях нет
Печали сладостной… Созрел любви расцвет,
И чуется, что страсть, солгав, пойдет на убыль…

Послушай, верить ли угрозам злых примет?
Дай мне уста твои – их спросим!.. И не губы ль,
Всегда правдивые, дадут прямой ответ.

Как спутник, здесь со мной мой пасмурный недуг –
Утраченной любви привязчивое горе.
С ним сердцу тишь нужна, как иноку в затворе,
А юга блеск и зной в нем будят лишь испуг.

Какой чудесный край! Зубчатый полукруг
Сапфирных гор царит в лучащемся просторе,
Пылает красочно под вечным солнцем море,
Где парус выгнутый под свежим ветром туг.

Везде дыханье роз; и мчатся по ущелью
И вьются лепестки багряною метелью,
И мается земля в томительном жару.

Медовых месяцев хмельному новоселью
Торжествовать бы здесь, где, как в чужом пиру,
Нет места горькому любовному похмелью.

В природе дремлющей безлюдных побережий,
Угрюм, всегда один, скитался он с утра,
А в синих сумерках садился у костра,
Чиня ослабший лук иль порванные мрежи.