Лариса Миллер: Накануне не знаю чего

Хоть верится слабо в счастливый конец,
Но каждый в душе – желторотый птенец
И ждёт не войны, не болезни, не шторма,
А чьей-то опеки и сладкого корма.

И даже поживший, усталый, седой,
Он верит, что он под счастливой звездой
Родился, и дальше – не смертные муки,
А чьи-то большие и тёплые руки.

– Ещё далеко ли?
– Докуда? Докуда?
– До звёздного часа, до счастья, до чуда,
До лучших времён, до не знаю чего,
До отдыха чаемого моего?
– Всё будет. Всё как-то должно разрешиться.
Осталось немногое – жизни лишиться.

Мы с тобой приземлились, сложивши крыла.
День был белым, и ночь тоже белой была
Из-за снега, что свой совершал перелёт
Все глухие ночные часы напролёт.

Мы глядели на снег, что летал и летал
И земные прорехи бесшумно латал,
И, присев на земное блескучее дно,
Из двух тел превратились мы в тело одно.

Всё белое – и верх, и низ.
Вопрос мой в воздухе повис.
Ответом только снег скрипучий.
Я повторю на всякий случай.
А впрочем, надо ль повторять?
Не лучше ль с радостью нырять,
Нырять с головкой в море света,
И от Творца не ждать ответа,
И жить, не зная, почему
Понадобились мы ему.

Так рано глаза начинают слипаться.
А утром мне так тяжело просыпаться.
Так рамки земные для жизни тесны.
Зато так воздушны и сладостны сны.
И я в этих снах молода, легконога,
И всё мне подвластно – любая дорога,
Все близкие живы и рядом они.
Будь милостив, ангел, и сон мой храни.
Позволь со мной рядом побыть моей маме,
Такой молодой с золотыми кудрями.

Тебя помилуют, не бойся.
Ложись и с головой укройся.
Ложись и спи лицом к стене.
Ночной покой всегда в цене.

Дыши всю ночь легко и ровно.
Да будут те, с кем связан кровно,
Хранимы ангелом самим.
Да будет ангел сам храним.

Осыпается небо родное.
Серебрится пространство земное.
Прямо с неба летит серебро.
Поживём, коли дали добро.
Поживём, коль пожить разрешили.
Мы сегодня так счастливо жили,
С небесами столь хрупкую связь
Сохраняли, весь день серебрясь.

Так надо, чтоб легко дышалось,
Но почему-то сердце сжалось,
И улыбаться нету сил,
И если бы Господь спросил
Что ранит, что дышать мешает,
Желанной лёгкости лишает,
Терзает душу, застит свет,
Я разрыдалась бы в ответ.

Таянье. Таянье. Всюду вода.
Не расставаться бы нам никогда.
Господи, и на путях своих талых
Не разлучи нас – детей Твоих малых.
Не разведи нас и не разлучи.
Нынче Твои ослепили лучи.
В мартовских водах Твоих утопая,
Рядом с любимым иду, как слепая.

Воздух прозрачный, хрустальные трели.
В марте легли, а проснулись в апреле.
Травы пугливы, и дымчаты дали.
Мы здесь когда-то уже побывали,
Что-то шептали о листьях узорных
И о надеждах своих иллюзорных.

А далее, далее – с красной строки,
С дыхания свежего, с лёгкой руки,
С рассветного блика, с дрожащей росинки,
С замысленной, но не рождённой картинки,
Со звука, что только что был тишиной,
И с линии рвущейся, волосяной.

И маленьких нас небеса окружали.
И было нам страшно, и губы дрожали,
Когда небесам задавали вопрос
О том, что нам день народившийся нёс.
И губы дрожали, под ложечкой ныло,
А солнце в глаза нам безжалостно било,
И небо, которое было везде,
Качалось в текучей и талой воде.

Века самое начало.
Мать ребёнка укачала.
Века нового дитя,
Белым личиком светя,
Спит, во сне своём летая.
А над ним синичек стая.
Он увидеть сможет их,
Возвратясь из снов своих.

Мне больно. Значит, я жива,
И всё царапает – слова,
Молчанье, смех, поступки, взгляды,
Погоды здешней перепады.

Всё задевает. Больно мне
В закатном догорать огне.
Над головой листва и птица,
И больше нечем защититься.