Владимир Маяковский - Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925

СССР!
   Из глоток из всех,
да так,
   чтоб врагу аж смяться,
сегодня
   раструбливай
         радостный смех —
нам
       можно теперь посмеяться!
Шипели: «Погибнут
         через день, другой,
в крайности —
         через две недели!»
Мы
       гордо стоим,
         а они дугой
изгибаются.
      Ливреи надели.
Бились
   в границы Советской страны:
«Не допустим
      и к первой годовщине!»
Мы
      гордо стоим,
          а они —
         штаны
в берлинских подвалах чинят.
Ллойд-Джорджи *
            ревели
               со своих постов:
«Узурпаторы!
      Бандиты!
             Воришки!»
Мы
       гордо стоим,
           а они — раз сто
слетали,
   как еловые шишки!
Они
       на наши
      голодные дни
радовались,
      пожевывая пончики.
До урожаев
      мы доживаем,
                  а они
последние дожевали
         мильончики!
Злорадничали:
      «Коммунистам
               надежды нет:
погибнут
      не в мае, так в июне».
А мы,
   мы — стоим.
         Мы — на 7 лет
ближе к мировой коммуне!
Товарищи,
         во-всю
         из глоток из всех —
да так, чтоб врагам
         аж смяться,
сегодня
   раструбливайте
            радостный смех!
Нам
        есть над чем посмеяться!

Ты пёр
   позавчера
      за громыханьем
            врангелевских ядер.
Теперь
   в изумленьи юли!
Вот мы —
         с пятьдесят —
            стоим
               на пяди
Советской
      посольской земли.
Товарищи,
          двое
          док
таких, что им
      и небо пустяк,
влезли
   и стали
      крепить на флагшток
в серпе и молоте
           ситцевый стяг.
Флажок тонковат,
         помедлил минутцу,
кокетничал с ветром,
         и вдруг
            флажок
развился в ветре
           и стал пламениться,
зажег облака,
      поднебесье зажег.
Париж отвернулся,
         Париж крепится,
хранит
   солидность,
         годами вселённую.
Но вот
   пошла
      разрастаться тряпица
на весь Париж,
      на мир,
            на вселенную.
Бурчат:
   «Флажок за долги?
            Не цена!»
А тут —
      и этого еще не хватало! —
Интернационал
через забор
      махнул
         и пошел по кварталам.
Факт —
   поют!
      Играют —
            факт!
А трубы дулись,
          гремели.
А флаг горит,
      разрастается флаг.
Переполох на Гренелле * .
Полезла консьержка * .
         Консьерж полез.
Из всех
   из парадных окрест,
из тысяч
      свистков
      «Аксион франсез» *
ревет
   кошачий оркестр.
Орут:
   «Чем петь,
          гоните долги!»
Мы жарим.
      Смолкают, выждав.
И снова
   свистят,
           аж трещат потолки.
Мы вновь запеваем —
            трижды.
Я крикнуть хочу:
          «Извините, мусьи!
Мы
       здесь
       пребываем по праву.
Для этого
        мили
      Буденный месил,
гоняя
   белых ораву.
Орете не вы,
      а долги орут.
Доели
   белые,
      знать.
Бросали
   франки в них,
         как в дыру,
пока
   догадались
      признать.
В драках,
       чтоб песне
         этой
            распе́сниться,
рубили нас
      белые
         в доски.
Скажите,
       их пушки
         вашим
            ровесницы?
Их пули
      вашинским
         тёзки?
Спуститесь на землю!
         Мораль —
               облака.
Сторгуемся,
      милые тети!
У нас
   от нашествий,
         у нас
            от блокад
ведь тоже
        трехверстный счетик.
Мы стали
        тут
      и не двинемся с места.
А свист —
          как горох
         об гранит.
Мы мёрли,
          чтоб петь
         вот это
            вместо
«Боже,
буржуев храни» * . [ 1924–1925 ]