Владимир Маяковский - Том 9. Стихотворения 1928

Наши танки
        стопчут
             и стены и лужи,
под нашим наганом,
             белый,
                жмись!
Но самое сильное
        наше
             оружие —
большевистская мысль.
Как никогда,
         сегодня
             сильна
классовой
        мысли
           ковка:
заводы марксистов,
            ленинцев арсенал,
и первый из первых —
             Свердловка.
Когда
      времена велели —
           «Пои́
победу
   рабочей кровью!» —
мы
     первую
     посылали в бои
негнущуюся свердловию.
Победная карта,
         от пункта до пункта,
смертями
        свердловцев
            унизана.
Вы
  бились,
     чтоб рдели
         знамена бунта
знаменами коммунизма.
Теперь
   выходите,
        учебой дожав
белых
      другого свойства:
в хозяйственных блиндажах
бюрократическое воинство.
Иди,
  побеждай российскую дурь!
Против —
     быта блохастого!
Свердловец,
         тебе
        победить бескультурь,
дичь,
     глушь
     и хамство.
Светлоголовая,
вперед, свердловия!

Черт вас возьми,
черносотенная слизь,
вы
  схоронились
          от пуль,
           от зимы
и расхамились —
        только спаслись.
Черт вас возьми,
тех,
  кто —
за коммунизм
      на бумаге
             ляжет костьми,
а дома
   добреет
      довоенным скотом.
Черт вас возьми,
тех,
  которые —
коммунисты
         лишь
        до трех с восьми,
а потом
   коммунизм
           запирают с конторою.
Черт вас возьми,
вас,
  тех,
кто, видя
       безобразие
             обоими глазми,
пишет
   о прелестях
           лирических утех.
Если стих
     не поспевает
           за былью плестись —
сырыми
      фразами
        бей, публицист!
Сегодня
   шкафом
          на сердце лежит
тяжелое слово —
        «жид».
Это слово
     над селами
         вороном машет.
По трактирам
      забилось
             водке в графин.
Это слово —
         пароль
            для попов,
                для монашек
из недодавленных графинь.
Это слово
     шипело
        над вузовцем Райхелем
царских
   дней
         подымая пыльцу,
когда
     «христиане»-вузовцы
               ахали
грязной галошей
          «жида»
             по лицу.
Это слово
     слесарню
         набило до ве́рха
в день,
   когда деловито и чинно
чуть не на́смерть
        «жиденка» Бейраха
загоняла
     пьяная мастеровщина * .
Поэт
     в пивной
      кого-то «жидом»
честит
   под бутылочный звон
за то, что
       ругала
         бездарный том —
фамилия
      с окончанием
            «зон».
Это слово
     слюнявит
         коммунист недочищенный
губами,
   будто скользкие
             миски,
разгоняя
      тучи
      начальственной
                тощищи
последним
     еврейским
         анекдотом подхалимским.
И начнет
       громить
        христианская паства,
только
   лозунг
          подходящий выставь:
жидов победнее,
           да каждого очкастого,
а потом
   подряд
      всех «сицилистов».
Шепоток в очередях:
         «топчись и жди,
расстрелян
     русский витязь-то…
везде…
   жиды…
      одни жиды…
спекулянты,
        советчики,
            правительство».
Выдернем
     за шиворот —
одного,
   паршивого.
Рапортуй
       громогласно,
            где он,
               «валютчик»?!
Как бы ни были
         они
           ловки́ —
за плотную
     ограду
        штыков колючих,
без различия
         наций
           посланы в Соловки * .
Еврея не видел?
         В Крым!
           К нему!
Камни обшарпай ногами!
Трудом упорным
           еврей
            в Крыму
возделывает
         почву — камень.
Ты знаешь,
     язык
          у тебя
            чей?
Кто
  мысли твоей
          причина?
Встает
   из-за твоих речей
фабрикантова личина.
Буржуй
   бежал,
      подгибая рессоры,
сел
  на английской мели́;
в его интересах
         расперессорить
народы
   Советской земли.
Это классов борьба,
            но злее
               и тоньше, —
говоря короче,
сколько
   побито
         бедняков «Соломонишек»,
и ни один
     Соломон Ротшильд * .
На этих Ротшильдов,
         от жира освиневших,
на богатых,
     без различия наций,
всех трудящихся,
           работавших
            и не евших,
и русских
       и евреев —
         зовем подняться.
Помните вы,
         хулиган и погромщик,
помните,
       бежавшие в парижские кабаре, —
вас,
  если надо,
      покроет погромше
стальной оратор,
        дремлющий в кобуре.
А кто,
      по дубовой своей темноте
не видя
   ни зги впереди,
«жидом»
      и сегодня бранится,
            на тех
прикрикнем
        и предупредим.
Мы обращаемся
          снова и снова
к беспартийным,
           комсомольцам,
              Россиям,
                     Америкам,
ко всему
      человеческому собранию:
— Выплюньте
      это
        омерзительное слово,
выкиньте
       с матерщиной и бранью!