Расул Гамзатов - Остров Женщин

Облака над водой нависли,
В каплях влаги блестит весло.
А хурджин моих горьких мыслей
Давит на плечи тяжело.

На прощанье свой долг исполнив,
Покидая минутный кров,
Я цветы возложил на волны,
Над гробницею рыбаков.

В небо взмыл многоместный лайнер,
Тает Мексика под крылом,
Подо мной океан бескрайный,
Приближается отчий дом.

Стрелки я на часах заране
Перевел на московский лад.
День рождается в Дагестане,
Над Атлантикою — закат.

Вот и финишная прямая.
Я стою у родных дверей.
Я любимую обнимаю,
Слышу возгласы дочерей,

За окном зеленеет Каспий,
Под балконом — в цвету земля.
Внучка жаждет услышать сказку,
Ждет рассказов моя семья.

Лица милые освещая,
Мирно теплится мой очаг.
Вновь я дома, но ощущаю
Грозный груз на моих плечах.

Вспоминаю иное море,
Расстояния и века,
Вспоминаю большое горе
Мексиканского островка.

Отчим домом, семейным лоном
Мне утешиться не дают:
Телерадио с микрофоном
(Что поделаешь!) — тут как тут.

Что ж, включайте свои кассеты,
Дальней связи включайте нить,
И с родней, и со всей планетой
Я намерен поговорить.

Несмотря на регламент жесткий,
Изменить себе не хочу
И поэмы своей наброски
В депутатский отчет включу.

Говорю я с водой и сушей,
С лунным бликом, с лучом зари.
Патимат, дорогая, слушай,
Слушай, внучка моя, Шахри!

Слушай, друг, в городке соседнем,
Слушай в том, что за пять морей,
Слушай, гид мой тысячелетний,
Слушай, остров любви моей.

«Прекрасна песня, что звучит над зыбкой.
Своею красотой и чистотой
Она сравниться может лишь с улыбкой
Младенца, что лопочет в зыбке той.

Светильник материнского напева
Нам озарил дороги бытия.
Певуньи, нас баюкавшие, где вы?
Своей уже давно лишился я…

Но мать жива, пока зажженный ею
Огонь в душе сыновней не погас.
Увы, в иных сердцах он все слабее
С годами — добрый световой запас.

И те, что на земле творят насилье,
Жгут все — людей, селенья, всходы нив,
Те песню материнскую забыли,
Светильник в адский пламень превратив.

Родник прекрасен, зарожденный в недрах
Несокрушимой матери-скалы,
Как он прозрачен, как сияет щедро,
Как эти струи звонкие светлы!

Я часто опускался на колени
Пред этим чудом, к свежести припав.
Но родника вершинного бурленье
Вниз устремлялось и меняло нрав.

В себя вобрав песок, отбросы, копоть,
Засохший лист, густого ила ком,
Поток, петляя по случайным тропам,
Стал мутным и беспутным ручейком.

Мой остров! Он прекрасен был, по слухам.
Разжечь мою фантазию легко.
Измерьте расстоянье между ухом
И глазом — как оно невелико.

Но оказалось, что оно не меньше,
Чем даль столетий и морей и стран.
Об этом рассказал мне Остров Женщин
Рубцами давних неизбывных ран.

В пучину бедствий повергая племя,
Стихия мечет молнии с небес.
Сгустилось туч губительное бремя…
Но все-таки вначале был Кортес.

Нас непрестанно этому учили
Былые годы, наши времена,
Вам в Чили назовут и в Кампучии
Сегодняшних Кортесов имена.

Разрушенные бомбами селенья
И обезлюдевшие города.
Как лодки рыбаков, без сожаленья
Их захлестнула черная беда.

Иного я не ведаю ответа,
Когда передо мной всплывают вдруг
Руины Нагасаки, камни гетто,
Опутанный колючкой Равенсбрюк.

Мой Остров Женщин, как ты безответен,
Как облик твой загадочно-суров!
О сколько их теперь на белом свете —
Таких осиротевших островов!

Я побывал в местах, где всех шахтеров
Подземная стихия унесла.
Владельцы шахт, не ваш ли алчный норов
Тому виной? А вдовам нет числа…

Я у соседей был и в дальних далях,
Ручей пересекал и океан.
В Болгарии доселе в черных шалях
Встречают гостя вдовы партизан.

В селеньях, душегубами сожженных,
Мужчины все расстреляны подряд,
Как рассказать об одиноких женах,
Чья вечная примета — черный плат.

Я видел синеглазых, черноглазых,
В Европе видел, в Азии встречал,
Одна тоска звучала в их рассказах,
Один укор в молчанье их звучал.