Расул Гамзатов - Остров Женщин

Невесты обрамляли те картины
Узорами, в густой песок вкрапляя
Морскую гальку, черепашьи яйца,
Втыкая перья чаек по углам.

Ракушки, собранные на прибрежье
Руками девственниц — так полагалось,
Ссыпались воедино, образуя
Остроконечных холмиков гряду.

Так перед новым бракосочетаньем
Задабривался нами покровитель
Семьи грядущей, очага блюститель,
Незримый охранитель — Бог Любви.

И появлялись на песчаном пляже,
Как будто птичьих лапок отпечатки,
Следы, украсившие побережье,
Босых младенцев нежные следы.

Чтоб сыновья достойные рождались,
Чтоб новые красавицы сияли,
Воздвигли мы особую молельню
И Храмом Кукол нарекли ее.

Рождалась дочь — мы ели птичье мясо,
Сын подрастал — мы ели мясо тура,
А если близнецы на свет являлись,
Мы рыбой щедро потчевали всех.

Мужчины уходили на охоту,
Подруги шили, стряпали, вязали,
На утлых лодках шли мужчины в море,
В тревоге жены ожидали их.

Так, обретая мир вдали от мира,
Мы с морем ладили и небесами.
Мы обживали крохотную сушу,
Детей растили, старцев берегли.

Так время шло на острове, покуда
Стихия нами не распорядилась.
На нас, безгрешных и многострадальных,
Разгневался безумный Бог Ветров.

Все началось, пожалуй, как обычно.
Все совершеннолетние мужчины
Отчалили в карибские просторы,
Отправились на промысел ночной.

Их было сто умелых мореходов
На восемнадцати ладьях рыбачьих.
И, на колени пав, островитянки
Свои молитвы к небу вознесли.

Все началось, пожалуй, как обычно.
Звучали песни, и взлетали весла.
И постепенно уменьшался остров,
Маячивший за спинами гребцов.

Сперва напоминал он турью шкуру,
Потом казался шкуркою овечьей,
Потом напомнил силуэтик чайки,
А там и вовсе из виду исчез.

Обильный лов, отличная добыча!
Удачливые рыбаки мечтали
О возвращенье к очагам и женам,
Когда под утро грянул ураган.

Армады туч, нависших над Карибом,
В атаку шли в сопровожденье молний,
Вздымались волны, небо накренилось,
И отовсюду надвигался гром.

Двенадцать баллов, штормовая качка…
Трещали лодки, то взмывая в гору,
То рушась в оглушительную бездну,
То заново вздымаясь на дыбы.

Гадали рыбаки — за что карает
Их Бог Ветров, какая их провинность?
Быть может, забрели в чужие воды,
Нарушив моря вековой закон?

Три дня, три ночи продолжалась буря,
Три дня, три ночи рыбаки боролись,
Три дня, три ночи рыбаки молились,
Не вняли боги слезной их мольбе.

За лодкой лодка шла на дно морское,
Трещали снасти, расползался невод,
И те, что прежде рыбу добывали,
Тонули, становясь добычей рыб.

А волны, как разбойники Кортеса,
Теснили их, громили, удушали,
И небо раскаленными клинками
Добить спешило тех, кто уцелел.

Когда беда случается, причину
Обычно ищут… Говорят, что нищий,
Отчаявшись, воззвал к морской пучине:
— Разверзнись, поглоти безумный мир!

Другие говорят, что мать больная
Просила сына, мучимая жаждой,
Дать ей попить, а он воды ей не дал,
И все на свете прокляла она.

Беда еще бывает, оттого что
Богатый родич сироту ограбил,
У нищего отняв кусок последний,
Разгневал бога алчностью своей.

И то твердят и это, утешаясь,
Какая притча тут верней, не знаю,
Одно лишь знаю — рыбаки погибли,
На сушу не вернулся ни один.

А женщины в дверях стояли молча,
На берегу безмолвно собирались,
Под тяжестью тревог и ожиданий
Осиротевший остров оседал.

А волны лихо, как мюриды ваши,
На белых скакунах летели мимо.
— Опомнитесь! — их женщины просили.
Верните нам мужей и сыновей!

С той ночи утекло воды немало.
Но бесконечно длилось ожиданье.
Тускнели краски, угасали взоры
Поникших вдов, невест и дочерей.

Зато костры на берегу не гасли
В ночи, подобно маякам бессонным.
А вдруг мужчины вздумают вернуться —
Им нужен путеводный огонек.

Здесь девушки испытывали зависть.
Но вдовы — те хоть радость материнства
Познать успели, сохранили память
О днях пускай короткой, но любви.