Из памяти опять всплывают зыбкой,
Разлившись лёгкой теплотой в груди,
И золотое солнышко с улыбкой,
И лета серебристые дожди.
Ещё и обретенья, и утраты —
Всё впереди, и всё испить до дна.
А я на нашей улице горбатой
Под деревом играю у окна.
Как девственно струится воздух синий!
Как дышит изумрудная листва!
И предо мной ещё никто не винен,
И я ни перед кем не виноват.
Как молодость минула скоро,
И как далеки те места!
Вокруг Приозёрска — озёра,
Такая вокруг красота!
Я целую вечность здесь не был,
Не видел непуганых птиц.
Ах, как высоко это небо!
Ах, как этот бор голосист!
Здесь вольно любилось и пелось,
Здесь ласково пахла трава…
А жизненный опыт и зрелость —
Ещё впереди. Голова
Не знает сомнений и споров,
Прозрений, рождённых бедой.
…Верните мне лес и озёра,
И мой Приозёрск молодой.
Январь. Холодный ветер дует.
Подчёркивая жизни срок,
Летит на голову седую
Такой молоденький снежок.
А за метелью, за метелью,
Как будто в воздухе паря,
Мелькают чёрные шинели
И золотые якоря.
Они мелькают и мелькают,
И исчезают иногда.
Но снег на голове не тает —
Не те года, не те года.
Нет, на судьбу я не в обиде,
Хоть жизни срок ужасно мал.
Я столько январей увидел
И снегопадов испытал.
Но нынче я трезвей и строже
Раздумываю, как мне быть.
До января я снова дожил,
Теперь до мая бы дожить.
Форменка натянута до треска,
«В увольнение», — поёт душа.
Пуговки надраены до блеска,
Выглажены чёрные «клеша».
Всё по форме — я как рублик новый,
Трезвый, чистый, молодцом гляжу,
Но комендатуру на Садовой
Я на всякий случай обхожу.
Годы, годы! Откипели страсти,
Но ночами снится до сих пор
Звонкое моё простое счастье:
Небо, море, молодость, простор.
Сулили мне коня за царство,
А сами по коню — стрельбу.
Я обвиняю государство,
Сломавшее мою судьбу.
За то, что жил чужою жизнью,
За тот надрыв, за тот излом,
За то, что за любовь к Отчизне
Отчизна мне платила злом.
За то, что я, как некий спутник,
Кружил вокруг родной земли.
Я — государственный преступник?
Тогда-вот грудь моя — пали!
Шестой десяток, слава богу, —
Зачем мне слава и хула?
…Рассвет забрезжил понемногу,
Но жизнь единственной была.
Ещё поживём,
Поживём и увидим,
Как в радости — друг,
И как недруг — в обиде,
Ещё постоим,
Постоим на краю,
Ещё мы сразимся
В смертельном бою.
Ещё мы подышим
И степью, и морем,
Ещё потягаемся
С лихом и горем.
Ещё мы насмотримся
Вдаль и на звёзды.
Мы живы ещё —
И бороться не поздно.
Впрочем, что же нам жалеть,
Что прошли младые годы.
Средь осенней непогоды
Можно жить и можно петь.
Не гусарствуем давно,
На хмельных, весёлых сходках
Не дерём отважно глотки.
Но другое нам дано.
Плодоносные сады —
Густо яблоки повисли.
Осветимся тихой мыслью
И присядем у воды.
Пусть осенний день молчит
Под свечением заката.
Веселятся пусть внучата;
В путь сбираются грачи.
Тень касается лица.
Всё на свете мы видали.
Ну, а прочее — детали,
Кроме смертного конца.
И вспять не потечёт река,
Не прорастёт цветком железо.
И будет так во все века
Всходить звезда за синим лесом.
И вспять года не полетят,
И смерть останется жестокой,
И зёрна будут прорастать
В свои положенные сроки.
Пройдёт в году таком-то май,
И август тоже в Лету канет.
И пусть не нашими руками,
Но будет собран урожай.
…А жил я на Привозной.
Акацией бела,
Как просто и привольно
Привозная жила!
Арбузами хрустела,
Знакомила людей,
Работала и пела,
И шлёпала детей.
Она дождём дышала
И вешала бельё,
И марево дрожало
Над запахом её.
Такой имеет запах
Лишь улица одна.
…Шло солнышко на запад,
А с запада — война.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу