Яков Тублин - Образ жизни

Мне приснилась жизнь
Крупным планом.
Это ужасно!..
Мне снилась огромная ромашка.
Она хлопала
Своими белыми ресницами…
В пустоте.
Затем — человек!
Даже не человек,
А часть его.
Крупно — лицо, глаза,
А вокруг — пустота.
Хотелось кричать…
Где всё остальное —
Второй план?!
Я проснулся.
Занималось утро.
Выскочил на улицу —
Всё в порядке.
Перед окном стоял тополь,
Стоял крупно.
Вторым планом,
Поодаль,
Узнавались остальные деревья;
Вторым планом
Подметал мостовую дворник.
Крупными казались
Булыжники в мостовой,
И вторым планом
Текла дорога
Далеко, туда, за город.
Я успокоился,
Вошёл в дом,
Но уже не мог уснуть.
Боялся, что он
Снова исчезнет —
Второй план.

Что изменилось во мне
С тех пор?
А вот что:
Я стал дольше разглядывать
Второй план —
Этот мелкий шрифт жизни,
Которым подчас написано
Всё самое главное.

Оно было не виновато,
Это дерево.
Не виновато,
Что выглядело
Лучше своих собратьев.
Они стояли
Под одним и тем же
Солнцем,
Но это
Было ближе к колодцу.
И когда в бадье
Оставалась вода,
Её выливали
Под это дерево —
И дерево зеленело.
Зеленело и удивлялось,
Что людям
Было лень
Сделать два-три шага
И полить остальные
Деревья.
Остальные,
Среди лета желтеющие,
Такие же молодые,
Умирали в двух шагах
От колодца.
Но что могло сделать
Это зеленеющее дерево,
Которое не умело ходить,
Как люди?
Оно было не виновно,
Что стояло у самого
Сруба колодца.
И всё-таки
Чувствовало себя
Виноватым в том,
Что так легко
Достаётся ему
Листва.

Сколько зим и сколько лет
Не проходит этот голод:
Горожанке снится лес,
Лесорубу снится город.

Ты в слезах — приснится смех,
И совсем уже нелепо,
Снится листьям белый снег,
А сугробам снится лето.

Сколько судеб, сколько снов!
Как сугробы сны глубоки.
Снится, может быть, любовь
Беспросветно одиноким.

Снятся яблоки весне,
Снится осени подснежник,
А к жестокости во сне
Тихо подступает нежность.

…Но взойдёт заря и враз
Всё по полочкам расставит.
Утро — самый мудрый врач.
Рассветает…

Звуки пролились, как воды талые,
Снова возвратились, как скворцы.
Почему опять на песни старые
Переходят модные певцы?

Музыка в другой инструментовке
Снова в нашу память постучит.
На эстрадном конкурсе «Каховка»,
Как сама история, звучит.

И пускай уже не под гармошку
Слушаем опять мы песню ту,
Но ведёт «Катюша», как дорожка,
В нашу юность,
В нашу чистоту.

После музыкального «прогресса»,
После шелухи и ерунды,
Словно после всех деликатесов,
Захотелось хлеба и воды.

Все линии точней отчёркнуты
В пределах этих ясных дней.
Как осенью мазки отчётливы!
Как возраст осенью видней!

Глухие звуки сада тихого,
Стучат тяжёлые плоды.
Колдуют мастера над тиглями,
Грунтуют белые холсты.

Исходит холст ярчайшей охрою,
Исходит тёплой синевой,
А среди ночи двери охают,
И стонет ветер, как живой.

По мокрым стёклам ветки лязгают,
А холст пока ещё немой,
Но весь дрожит,
И вместе с красками
Ложатся звуки на него.

Ещё ходить, ещё летать,
Ещё ловить снежок ладонью,
Но жёлтая печать листа
Уже легла на подоконник.

Ещё я буду молодой,
Пока не повзрослеют дочки,
Ещё до той последней точки
Чего не станется со мной!

Пока поёт мой соловей,
И на судьбу я не в обиде,
Но очень многого не видел
Ещё на родине своей.

Ждут многие меня места —
Леса и степи, и причалы…
Но отчего же так печалит
Осенняя печать листа?

Я так прозрачно этот август помню.
Как облака немыслимо легки!
Стоял ещё горячий летний полдень,
В нём осени желтели островки.
Как мог я знать,
Когда по листьям рыжим
Ты уходил на солнечный бульвар,
Что никогда мне больше не услышать
Твоё такое тихое «Бувай».
Бувай, Володя.
…Вот опять незримо
Мы на опушке осени стоим.
Бувай, Володя.
Не прочтёшь Тувима
Спокойным, добрым голосом своим.
«Бувай», — я отвечаю…
Тёплый ветер
Такой же над Одессой,
Как вчера.
И так же
Сквозь закаты и рассветы
Струится лучик твоего добра.