Яков Тублин - Образ жизни

Поставим полоску, и снова закурим —
Потрепемся вдоволь о литературе,
О том, что сегодня фуфло на эстраде.
Намажем, прижмём, подровняем, пригладим.

Что будет здесь с нами на Ближнем Востоке?
Ровней. Хорошо — потолок невысокий.

…О старых и новых российских поэтах.
Да ты там смотри не свались с табурета.

Кривые углы нам сегодня достались.
И стык разошёлся, пока мы трепались.

… Минувшей весной я гулял по Парижу.
А клейстер заваривать надо пожиже.

Какое нам дело до рифмы с тобою —
Мы клеим обои.

Давай отдохнём — подломились коленки.
Нальём себе в честь окончания стенки.

Забыв о разных прелестях прогресса,
Бензиново-отравных скоростях,
На солнышке ноябрьском погреться,
И это — не потеха, не пустяк.

Чтобы себя почувствовать счастливым,
Свободным, словно лес или река,
Сегодня хватит мне и кружки пива,
Огрызка карандашного в руках.

Пусть лист летит, желтея надо мною,
Пусть дышит небо близкою зимой.
Как славно быть хоть миг самим собою,
Мгновенье только быть самим собой.

Вот с дерева слетает паутина,
На веточку присела стрекоза:
Такая гениальная картина,
Что так здесь и рифмуется слеза.

О Господи, спаси меня от долга,
И все грехи с души моей сними,
Поскольку — знаешь сам — уже недолго
Мне греться в ожидании зимы.

Так я это дело понимаю:
Всё согласно возрастной поре.
Было в ноябре тепло, как в мае, —
В мае стало, словно в ноябре.

И вода была намного чище,
Хлеб вкусней, сочнее помидор.
И, само собой, — теплей жилище,
Пол ровней и шире коридор.

И друзья намного дружелюбней,
И жена покладистей была.
И любой, пусть даже самый будний,
День, как праздник золотой, сиял.

Было всё вчера теплей и слаже,
Но не стану прятаться в норе,
Оттого что завтра в мае даже
Будет холодней, чем в ноябре.

Уже серебрится, изнанкой сияя,
На старых деревьях листва молодая.

Мне издали машет тонкою ручкой
Моя ироничная нежная внучка.

И внуки мои — золотые ребятки —
Уже наступают на старые пятки.

На ветках, которые подрубили, —
Листва молодая зелёная в силе.

Нас время согнуло, нас годы скрутили.
Мы жили и были — мы в небо отплыли.

Пока мы в полёте до Ада и Рая,
Пусть отпоёт нас листва молодая.

Била жизнь меня то в лоб, то в темя,
То до полусмерти, то слегка.
Только вдруг совсем в глухое время
Посещала звонкая строка.

Мог, наверно, я махнуть в столицу,
А не в той провинции корпеть, —
И в среде богемной раствориться,
И в такие дали залететь!..

Но, покуролесив и немножко
Остудив фантазию свою,
Снова думал, как добыть картошку,
И одежду — как кормить семью.

С вами я, родные, — не уехал.
Улетел и снова прилетел.
Добываю хлеб в малярном цехе
(Чтоб он синим пламенем горел!)

А проснувшись под семейной крышей,
Напишу под утро двадцать строк.
Мог бы больше, дальше, глубже, выше.
Мог бы — да выходит, что не смог.

Знал Господь, каким тяжёлым грузом
Нагрузить меня, чтоб не взлетел.
Как ни странно или как ни грустно, —
Я, наверно, сам того хотел.

Жили в бедности мать и отец —
Значит, с ними и я, малец.
В предвоенные годы те
Жили в бедности, но в чистоте.

Я работал, завёл семью,
Даже крышу обрёл свою,
Но в родной для меня стране
Не судилось остаться мне.

К ней я так прикипел, привык.
Мой родной — лишь русский язык,
А другой не освоить вновь,
Как из жил не выпустить кровь.

Эх, едрит твою разъедрит,
Переломанный мой иврит,
Или даже какой иной —
Лишь от русского я хмельной.
И по-русски поют мозги.

Повзрослели чада мои,
Нарожали кучу внучат.
Стал я сыт и почти богат.

День сегодняшний увидать,
Жаль, не могут отец и мать.
Жизнь наладилась, наконец.
Жаль, что ей и самой конец.

Вместе с годами уплыло,
В дальней исчезло дали:
Ах, как давно это было —
Яблоко белый налив!