Яков Тублин: Образ жизни

Я в жизни многое видал,
Чудес и бед немало всяких.
Но как услышу слово «якорь»:
Корабль, палуба, штурвал…

Как до обидного мала
Судьба житейского приюта!
Тельняшка, мичманка, каюта,
Швартовка — молодость прошла,
Причал.
Такие вот дела…

Я был, наверное, в ударе,
Я от апреля ошалел:
Решил учиться на гитаре —
И три аккорда одолел.

Но скоро понял: струны — поза
С картинно поднятой рукой,
И что гитара — просто проза
Перед моей живой строкой.

И в слове столько струн и звуков,
Что на столетье хватит петь.
А музыкальную науку
В пять жизней мне не одолеть.

Один задор — в моём ударе.
Чтоб попусту не тратить сил,
Я бросил тренькать на гитаре,
А три аккорда позабыл.

Я возвратился к слову снова,
Чтобы душой его согреть,
И смысла в нём достичь такого,
Что без гитары можно петь.

Нет ничего тяжелее пера
В этой работе земной.
Тот, кто не смыслит в труде ничего,
Может поспорить со мной.

Скажем, что весит вот эта строка? —
Тонну? Центнер? Полкило?
И почему та строка на века? —
Было перу тяжело.

Гром над империей Римской гремел,
Машет палач топором:
Знаем, поскольку всё это поддел
Кто-то гусинным пером.

Передо мною сегодня гора,
Но напрягусь, сокруша.
Душу, к примеру, поднять для пера —
Сколько потянет душа?

Если на дороге встретишь чудо,
Значит — ты до этого дорос.
Главное: не потерять рассудок,
С рельсов не сойти или с колёс.

Этот миг душевного итога —
Результат того, чем прежде жил.
Это значит — наконец, у Бога
Ты немного счастья заслужил.

Пробил час для дел святых и песен.
Брось рутину. Думай и дыши.
Этим белый свет и интересен —
Делай только то, что для души.

Будь построже, слово гни потуже.
Пусть тебя не трогают, любя:
В этот час тебе никто не нужен,
Кроме, разумеется, себя.

Нет, забвения я не страшусь.
Просто жаль, что кончается действо,
Никуда от финала не деться —
Оттого эта светлая грусть.

О, помедли немножечко, день,
Задержись на полчасика, вечер,
И не двигайся, дерева тень,
Приближая последнюю встречу.

Отдохните, постойте пока,
Запряжённые кони!
Дайте ветку потрогать ладонью,
Так и тянется к птице рука.

Эта пьеса подходит к концу,
Эта трагикомедия, драма.
…И пора собираться к отцу,
И пора на свидание с мамой.

Он вас не хочет больше видеть,
Встречая на своём пути.
Художника легко обидеть —
Гораздо легче, чем спасти.
Он, как слепой искристый дождик,
Залётный ангел или бес.
— Гляди! Подумаешь — художник!
Мазила, пьяница, балбес!
Пошёл ты со своей палитрой!
Вот привязался, чёрт возьми!..
Тебе, милой, дружить с поллитрой
А не с приличными людьми…

Он только криво улыбнётся:
— И, впрямь, за что меня любить?
И в дупель к вечеру напьётся,
Хоть не хотел сегодня пить.
Он будет пить со всякой рванью,
И проклинать такую жизнь.
А завтра снова утром ранним
Отыщет старенькую кисть.
Вечерних красок воспаренье
Неповторимо в этот час.
Вглядитесь: это поле зренья
Совсем иное, чем у вас.

Тогда скажи ему: «Прости.
Я рад тебя в работе видеть».
Художника легко обидеть,
И так легко его спасти.

Мне жизнь подпортила руки и ноги,
И сердце шалит, и печёнка щемит.
Не все ещё мины на этой дороге,
Не весь ещё встретился мне динамит.

Но я от успеха навек застрахован,
Поскольку мне вовсе не нужен успех,
Который, как правило, свойства такого,
Какого любая подлянка и грех.

Полна моя чаша и ломится блюдо
От пищи простой.
Не завидую я
Тому, кто до славы дорвался, ублюдок,
Тому, что Парнаса достигла свинья.

Дай, Господи, мне на исходе дороги
Сил: душу и дух уберечь. И не сдать.
Стучало бы сердце, держали бы ноги.
…И взрослыми внуков хочу увидать.

Время настало — и сузился круг
Старых друзей и весёлых подруг.
Ах, незадача какая и грусть:
Старых не стало, а новых боюсь.