1 ...6 7 8 10 11 12 ...26
Это сон, это слишком опасная тишь,
значит, лед на стремнине расколется.
Это двинулась жизнь, и, покуда ты спишь,
подступает вода под околицу.
Твой поток беспощаден, твой рокот силен,
неумолчная ночь разрушения!
И таинственным гулом весь мир населен —
гулом гибели и воскрешения.
Ни единая в небе не светит звезда
над лесами, полями, бараками.
И спасенье идет, как приходит беда, —
оперенное теми же знаками.
Пусть над черною бездной белеет окно
и глядится в свое отражение,
но на части разъять никому не дано
своевольной свободы движение.
Это завтра наступит пора ремесла —
время тяглое, чистое, мутное.
И не вспомнит река, как она унесла
все мосты и заслоны минутные.
Ближе движется эта завеса
и крадет горизонты, крадет.
Вот не видно окольного леса,
вот и тополь сейчас пропадет.
Как обманчиво все постоянство,
как зыбуче дождя вещество!
Занимай же пустое пространство —
по России так много его.
Это будет, наверное, в полдень.
Это там, где мы жить не смогли.
И мучительным гулом наполнен
весь объем от небес до земли.
Это там, где ни дома, ни сада,
где не вспыхнул огонь, не погас,
где растет дождевая громада,
навсегда заместившая нас.
Скрипнет калиткою, хлопнет дверьми,
тихо к прощальному выйдет порогу.
Все суетится: «И это возьми».
Полно, всего насовала в дорогу!
Что там, в кошелке? Сметана, блины,
квас деревенский... Родная, куда мне!
Во поле выйду, не чуя вины —
молча оставлю поклажу на камне.
Душат любовью в родной стороне,
путами травы лежат под ногами,
тянутся ветви из сада ко мне, не понимая,
что пропасть меж нами.
Пой, соловей! Заливайся навзрыд,
нежный певец, замурованный в роще!
Видишь, пространство меж нами сквозит
все нестерпимей, больнее и жестче.
Легкая лодка скользит по реке,
старую улицу ливни умыли.
Горько вы плакали там, вдалеке,
стало быть, сладко меня позабыли.
Тенью луга затянулись на треть,
солнце садится, до завтра сгорая.
И хорошо мне на это смотреть
из моего отдаленного рая.
Дороги, вагоны, мосты, купола,
вокзалов промозглая сырость.
И жизнь настоящая вкратце прошла,
а вся остальная – приснилась.
Из тамбура в черное поле взгляни:
лишенные смысла и слова, бегут,
отстают постовые огни
оседлого счастья чужого.
Клокочет, свистит по путям бытия
бессонный вагон сумасшедших —
бездомных, железных, таких же, как я,
– последний рубеж перешедших.
Спеши настрадаться, натешиться всласть,
катись в этой доле былинной,
где русская почва распалась,
снялась и мчится куда-то лавиной.
И лишь фотографий беззвучный
напев к живой возвращает печали,
и город случайный, навек замерев,
стоит за твоими плечами.
К нам из полярной синевы
приходит северное лето.
Клонилась в сторону Москвы
травы безмолвной эстафета.
И мне никто не запретит
под ветром встать на ровном месте:
он через сутки долетит
до ваших окон и предместий.
Быстрей доходят поезда,
быстрей промчится жизнь земная.
Но пусть никто и никогда
об этом даже не узнает.
И уповать уже смешно,
когда остаток жизни тает,
что солнце светит нам одно
и общий ветер пролетает.
Среди полей, стогов, сорок
не помышляю я о чуде
и жду, когда нас общий Бог
по справедливости рассудит —
как он не раз уже судил:
рукой неслышной, запредельной
по дальним далям разводил
и приучал к судьбе отдельной.
Свершилась поколений пересменка,
круги дождя распались на воде.
И часто снится мне поэт Фоменко,
который долго жил в Караганде.
Потом он в Шахматове пил жестоко,
сторожки темной обживал углы.
Он выходил во двор – и образ Блока
ему являлся из вечерней мглы.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу