Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

Все печальнее Кейстут, и Вальтер переменился!
Хоть и встарь никогда не бывал он безоблачно весел, —
Даже в счастье чело его тайные думы темнили, —
Все же облик его прояснялся в объятьях Альдоны,
Он улыбкой встречал ее и провожал ее лаской;
Ныне ж горе, казалось, все чувства его иссушило:
Перед домом вседневно, со скрещенными руками,
Наблюдает он дымы палящих селенья пожаров.
Взор его одичал, и ночами, срываясь с постели,
В окна он на кровавое зарево сумрачно, яростно смотрит.

«Что с тобою, мой муж дорогой?» — вопрошает Альдона.
«Что со мной?.. Ничего. Не проспать бы прихода нам немцев,
Чтобы, связанным, в руки их палачей не попасться!» —
«Бог храни нас от этого! Войско ведь всюду на страже!» —
«Да, действительно войско на страже, и я при оружье;
Ну, а если рассеется войско и сабля погнется —
Ты подумай, какая нас старость с тобою тогда ожидает!» —
«Бог нам в детях даст радость!..» — «А если придут крестоносцы,
И тебя умертвят, и детей уведут на чужбину,
И научат пускать в отца родимого стрелы!
Я и сам бы — не встреть вайделота — с отцом бы сражался
И с родимыми братьями!» — «Вальтер, любимый, уедем,
Мы в Литве далеко среди гор и лесов затаимся!» —
«Мы уедем, а прочих детей с матерями покинем?
Так бежали пруссаки, а немцы в Литве их настигли.
Так и с нами случится!..» — «А мы еще дальше уедем». —
«Дальше? Кроме Литвы, ты куда же, бедняжка, уедешь?
В руки русичей или татар?» — И Альдона, смутясь, замолчала,
Не найдясь, что ответить; до этой поры ей казалось,
Что отчизны родимой ее беспредельны границы;
Услыхала впервые, что негде укрыться в Литве ей…
«Что ж нам делать?» — в отчаянье руки ломает Альдона.
«Для литвинов одно только средство, Альдона, осталось:
Черный Орден разрушить; и мне это средство известно,
Ты о нем не расспрашивай! Час тот — да будет он проклят, —
Когда я применю его, вынужденный врагами!»
Разговор прекратил он, молений Альдоны не слыша.
Слышал только и видел он беды Литвы пред собою.
Пламя жгучее мести питал с той поры он в молчанье,
Видом бед и пожаров всечасно его разжигая;
Все он вытравил чувства из сердца, и даже то чувство —
Чувство нежной любви, что в несчастьях его утешало.
Так, костром подожженный охотничьим, дуб беловежский
Тлеет, медленным жаром свою иссушив сердцевину, —
Скоро леса властитель утратит шумящие листья,
Сникнут, сломаны ветром, его почерневшие ветви,
И вершина с короной омелы зеленой засохнет.

Долго по замкам, лесам и горам литвины блуждали,
То нападая на немцев, то храбро от них отбиваясь.
Наконец разразилась Рудавская страшная битва {108} ,
Много тысяч в которой литовской легло молодежи,
Среди стольких же тысяч солдат и вождей крестоносцев.
К немцам свежее войско на помощь пришло из-за моря;
Кейстут с Вальтером, с горсточкой воинов, в горы пробились.
Сабли их притупились, щиты их изрублены были;
Пылью, кровью покрытые, сумрачно в дом они входят.
Вальтер взгляда не кинул жене, не сказал ей ни слова,
С вайделотом и Кейстутом стал говорить по-немецки;
Непонятна Альдоне их речь, только сердце вещает
Об ужасных событьях. И вот они, кончив беседу,
Все втроем устремили к Альдоне печальные взоры.
Вальтер дольше других скорбный взгляд удержал на Альдоне;
Из очей его крупными каплями брызнули слезы.
Он к йогам ее пал, к сердцу руки ее прижимает
И простить ее просит за все, что она претерпела.
«Горе, — молвит он, — женам, которые любят безумцев,
Тех, чьи взоры стремятся за грани родимого края,
Тех, чьи мысли, как дым в высоту, улетают бессменно,
Чьи сердца не привержены только к семейным утехам!
Эти души, Альдона, подобны огромнейшим ульям;
Мед по край их пс полнит, — в них ящерицы гнездятся.
Не печалься, Альдона! Сегодня я дома останусь.
Все забыв, этот день посвятим мы друг другу.
Как бывало давно. Завтра ж…» — и не посмел он докончить.

Что за радость Альдоне! Так хочется верить бедняжке,
Что изменится Вальтер, став снова спокоен и весел;
Вот уж менее хмур он, глаза его вновь оживились,
Зарумянились щеки. Весь вечер у ног он Альдоны;
Позабыв о Литве, о сраженьях, о крестоносцах,
Говорит, вспоминая счастливое прежнее время
Своего возвращенья в Литву, их начальные встречи,
Их прогулки в долине, вникая во всякую мелочь,
Столь значительную для любовных воспоминаний.
Только что ж это речь обрывает, промолвивши «завтра»,
И, задумавшись, снова он долго глядит на Альдону
Со слезами в глазах, — говорить бы и рад, да не в силах?
Неужели он вызвал далекого счастья виденья
Для того лишь, чтоб с ними сейчас же навеки проститься?
И последнего вечера эта сердечная нежность
Станет вспышкой прощальной любовного чистого света?..
Что подумать об этом Альдоне? С душою смятенной
Из покоя выходит она и сквозь щель наблюдает:
Вальтер цедит вино, за бокалом бокал осушая,
Старика вайделота с собою он на ночь оставил.