Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

Два вихря пронеслись, рванулись друг за другом;
В борьбе слились они, вертясь свистящим кругом,
Пруд взбаламутили и мглою грозовою
Помчались на луга и свищут над травою;
Трепещут лозняки, летят сухие травы,
Как пряди тонкие, уносятся в дубравы
С обрывками снопов, а вихри стонут, воют,
В нолях беснуются и борозды в них роют,
Чтоб вихрю третьему побольше дать простора,
Поднялся третий вихрь столбом земли и скоро,
Став пирамидою, понесся что есть мочи,
Лбом землю продолбил, засыпал звездам очи,
И, разрастаясь вширь, беснуясь и бушуя,
Он бурю затрубил в свою трубу большую.
И тотчас же на лес обрушились все трое
Всем хаосом воды, листвы, песка с травою
И сломанных ветвей, — уже в глубинах чащи
Медведями ревут.
А дождь все злей и чаще,
Надолго зарядил, и громы зарычали,
И капли вдруг слились; то струнами вначале,
То прядями луга вязали с небосводом,
То низвергались вдруг, подобно бурным водам.
И все темным-темно от черного покрова,
Грозой надетого на небеса сурово…
Но разрывался вдруг покров небесный, темный,
И ангел бури плыл, как солнца диск огромный,
Покажется, блеснет — и вновь во тьме дремучей
Укроет светлый лик, захлопнув громом тучи!
То буря заревет, то пронесется мимо,
И тьма нависшая почти что ощутима.
Все тише дождь шумит, и гром уснул далекий,
Проснулся, зарычал, и хлынули потоки.
Затихло наконец, и только еле-еле
Шумел последний дождь да листья шелестели.

Но было хорошо, что буря бушевала,
Гроза, свирепствуя, все мглою покрывала,
Дороги залила, смела и переправу, —
Затерянный фольварк стал крепостью на славу,
И о побоище, случившемся в поместье,
Еще до города не докатилось вести,
Не то бы шляхтичей зацапали на месте.

Совет в усадьбе шел до самого рассвета,
Ксендз тяжко ранен был, но, несмотря на это,
Сознанья не терял, давал распоряженья,
Судья их выполнял тотчас без возраженья,
Велел он, чтоб вошли Гервазий, Подкоморий
И Рыков, дверь они держали на запоре.
Тянулась целый час их тайная беседа,
Вдруг Рыков оборвал учтивого соседа
И резко оттолкнул тугой кошель с деньгами.
«Поляки, — он сказал, — толкуют между вами,
Что воры москали, скажите же хоть вы-то,
Что знали москаля по имени Никита
Из рода Рыковых, имел медалей восемь,
И трех крестов еще не забывать попросим,
Медаль за Измаил, а эта за Очаков
И за Эйлау та — для сведенья поляков!
Я с Корсаковым был при славной ретираде:
И был под Цюрихом представлен я к награде;
И упомянут был фельдмаршалом три раза,
Сам царь хвалил меня, — известно из приказа!»

Вмешался бернардин:
«Ну что ж, на нет — суда нет,
Да только посуди, что с нами всеми станет,
Когда откажешься? Не ты ли дал нам слово
Уладить миром все!»
«И дал и дам вам снова! —
Ответил капитан. — Забудьте ваши страхи,
Я честный человек, и я люблю вас, ляхи!
Вы люди добрые и славитесь гульбою,
Вы люди смелые — всегда готовы к бою!
Кто едет на возу, у русских говорится,
Тому случается под возом очутиться,
Сегодня ты побил, назавтра — жди расплаты.
Чего ж тут гневаться? Так и живут солдаты!
Откуда бы взялось на свете столько злобы,
Чтоб поражение нас разозлить могло бы?
Вот потеряли мы под Цюрихом пехоту,
Под Аустерлицем мне всю разгромили роту,
Под Рацлавицами — вот до чего я дожил! —
Костюшко косами отряд мой уничтожил!
А что из этого? Я снова в Матьевицах
Двух шляхтичей проткнул здоровых, круглолицых!
Шли с косами на нас, и руку канониру
Один из них отсек, я проучил задиру!
Отчизна!.. Знаю вас! Вы все живете ею.
Приказывает царь, я, Рыков, вас жалею!
Москва для москаля, а Польша для поляка,
По мне, пускай и так — не хочет царь, однако!»

Соплица отвечал: «Мы знаем честность пана,
Везде, где ни жил ты, все хвалят капитана.
И предана тебе шляхетская округа.
Не гневайся за дар, прошу тебя, как друга!
Ведь не в обиду мы несли тебе дукаты,
Мы знаем, человек ты добрый, небогатый…»

«Черт! — крикнул капитан. — Вся рота перебита!
А кто виновен? Плут! Я всем скажу открыто!
Он командир, — и он перед царем в ответе.
А вы, друзья мои, возьмите деньги эти,
Ведь жалованье все ж мне платят кой-какое,
Хватает на табак, на то и на другое.
А вас я полюбил, панове хлебосолы,
За ваше удальство, да и за нрав веселый!
Когда приедет суд, свидетельствовать буду
И постоять за вас, конечно, не забуду!
Скажу, мол, что пришли, пирушка затевалась,
Мы-дружно выпили и захмелели малость,
Тут, как на грех, майор велел стрелять всей роте
И погубил ее, так укажу в отчете.
Подсуньте золота, как водится приказным,
Не устоят они перед таким соблазном!
Плут — старший командир, и я боюсь подвоха,
Поладить надо с ним, не то вам будет плохо!
Поверьте, Плут еще загнет вам заковыку,
Он — штучка хитрая! Одно спасенье — выкуп. Заткните пасть ему вы банковым билетом.
Что ж, как с большим мечом, подумал ты об этом?
Что Плут сказал тебе? Согласен взять деньжата?»