Лев Кобылинский - Стихотворения

Роскошная палатка короля
вся сожжена Господними лучами…
А там, вдали, тяжелыми мечами
навек опустошенная страна.

Мы ждем конца, вдруг легкая чета
двух ласточек, звеня, над нами вьется
и кличет нас и плачет и смеется
и вдруг приникла к дереву креста.

И путникам, чей кончен путь земной,
воздушный путь до стен Иерусалима,—
путь благодатный, радостный, иной
вещают два крылатых пилигрима.

Идет навстречу мне странник,
высок, величав и строг.
— Кто Ты, Божий посланник?
Отвечает Он тихо: «Я — Бог!»

Речь старца что гром призывный,
в руках — золотой ларец,
в ларце том — замок дивный,
в том замке — храм и дворец.

Во дворце — огни да злато,
и двенадцать рыцарей в нем
средь дам, разодетых богато,
сидят за круглым столом.

Поют; под ладные песни
вращается стол и мир,
каждый час светлей и чудесней
их вечный, радостный пир.

Во храме — строги тени;
бледнее мертвецов
склоняют там колени
двенадцать чернецов.

Сам Бог внимает строго
святую их печаль,
в том храме — сердце Бога,
в том храме — святой Грааль!

Речь старца — гром призывный;
вот Он закрыл ларец,
исчезли замок дивный,
храм и дворец.

Сокрылся старец строгий;
один я в тьме ночной,
иду — и две дороги
бегут передо мной.

Тайно везде и всегда
грезится скорбному взору
гор недоступных гряда,
замок, венчающий гору.

Кровью пылает закат,
башня до облак воздета…
Это — святой Монсальват,
это — твердыня завета!

Ангельским зовом воззвал
колокол в высях трикраты,
к башням святым Монсальвата
близится строгий хорал.

Руки сложив на груди,
шествуют рыцари-братья
по двое в ряд; впереди
старец предносит Распятье.

Шествуют к вечным вершинам,
где не бывал человек,
под золотым балдахином
кроя священный ковчег.

«Сладостен сердце разящий
древка святого удар,
радостен животворящий
неиссякающий дар.

Кровью и пламенем смело,
страшный свершая обряд.
с сердца омоем и с тела
Змея старинного яд.

Да победит чистота!
С нами молитвы Марии,
все страстотерпцы святые
и легионы Христа!»

Крепнет их голос, и снова
хор их молитвенно тих,
старец седой и суровый,
молча, предводит других.

И, растворяясь приветно,
их принимают Врата…
Миг — и исчезла мечта,
сон дорогой и заветный.

Промчится, как шум бесследный,
все, чем славна земля…
Прииди, о Рыцарь Бедный,
на мои родные поля!

Лишь тебе борьба и битва
желанней всех нег,
лишь твоя молитва —
как первый снег.

Среди бурь лишь ты спокоен,
славословием сжегший уста,
Пречистой Девы воин
и раб Христа!

Ты в руках со святым Сосудом
сошедший во Ад,
предстань, воспосланный чудом,
отец и брат!

В дни темные волхвований,
в час близкого Суда,
воздень стальные длани,
и снизойдет звезда!

Трем забытым, святым обетам
нас отверженных научи;
по рыцарским, старым заветам
благослови мечи!

Не ты ли сразил Дракона
на лебеде, белом коне?
Не тебе ли, стеня, Аркона
сдалась вся в огне?

Не ты ли страсть и злато
отвергнул, презрел страх
и замок святой Монсальвата
вознес на горах?

Над святым Иерусалимом
не ты ли вознес Дары,
и паладином незримым
опрокинул врагов шатры?

Баллады в честь Ланцелота
не ты ли пропел,
и слезы дон Кихота
не твой ли удел?

В века, как минула вера
и вражда сердца сожгла,
ты один пред венцом Люцифера
не склонил чела.

Вдали от дня и света
ты ждешь свой день и час;
три святые обета
храни для нас!

Смиренный и непорочный.
любовник святой нищеты,
ты слышишь, бьет час урочный,
и к нам приходишь ты!

Прииди же в солнечной славе.
в ночи нищ, наг и сир,
чтобы не смолкло Ave,
не кончился мир!