Лев Кобылинский - Стихотворения

И в лучах багровых солнца,
в тихом плаче, в блеске позднем,
от земли восходит к небу
очертание Сосуда.

Non nobis, Domine! Эй, Beauseant! Вперед!
Напор, и дрогнут дети Вавилона…
Их стрелы тьмят сиянье небосклона,
их тысячи, а мы наперечет.

Да встретит смерть, как Даму, рыцарь храма,
благословит кровавые рубцы,
за нами море медное Хирама,
Иерусалима белые зубцы.

Путь рыцаря — святой и безвозвратный,
жизнь — путь греха, но смерть в бою чиста,
и ждет за гробом новый подвиг ратный
согревших кровью дерево Креста.

Чтоб утучнить святую ниву кровью
мы собрались от всех морей и стран,
пребудь же нам единственной любовью
средь вражьих стрел — святой Себастиан.

Смешались кровь и красные шелка,
с молитвой брань и с кличем отзвук стона…
Вперед… и вдруг незримая Рука
отбросила взревевшего дракона.

Враги бегут… с копьем наперевес
их Белый Рыцарь прочь метет в восторге.
он вознесен, он блещет, он исчез…
— Хвала тебе, хвала, святой Георгий!

Душа была безумием палима,
Всю ночь он гнал лесного кабана…
Деревьев расступается стена,
у ног его зубцы Иерусалима.

Священный град почил, как Рыцарь Белый,
повергнут мановением Царя;
он ждет тебя; холодная заря
ласкает труп его похолоделый.

В тяжелом сне он горестно затих
под вещими Господними словами:
«О сколько раз собрать птенцов Моих
хотел я материнскими крылами!

Се дом твой пуст, вместилище пороков!
До страшного и горестного дня
ты не увидишь более меня,
о город, избивающий пророков!»

Какой восторг тогда, какая боль
проснулась в миг нежданно в сердце львином?
И протекла пред верным паладином
вся жизнь твоя погибшая, король!

И вспомнил ты свою смешную славу
все подвиги ненужные свои;
как раненый, с коня ты пал на траву
с росою слив горячих слез ручьи.

Почившего Царя своих мечтаний
ты в верности вассальной заверял,
и простирал сверкающие длани,
и рыцарские клятвы повторял.

Какой глагол звучал в душе твоей?
И сон какой в тот час тебе приснился?
Но до звезды среди лесных ветвей
ты, как дитя, и плакал и молился.

И пред тобой безгрешною стопою
согбенный весь под бременем креста,
благословляя грешные места,
прошел Господь кровавую тропою.

И отпустил тебе твой Бог и брат
твои вины, скорбя о сыне блудном.
и заповедь о Граде Новом, чудном,
тебе земной тогда поведал град.

На тех холмах, где Годефруа, Танкред
предстали нам, как горняя дружина
во славу рыцарских и ангельских побед,
пылают желтые знамена Саладина.

Король в цепях, на площадях купцы
на рыцаря, смеясь, меняют мула,
от радостного, вражеского гула
вселенной содрогаются концы.

Давно не умолкают Miserere
на улицах, во храмах, во дворцах,
мужи скудеют в ревности и вере,
лишь женщины да дети на стенах.

Безгрешные защитники Креста
ушли от нас бродить в долинах Рая,
и алтаря решетка золотая
на золото монет перелита.

Уж вороны над нами стаей черной
развернуты, как знамя Сатаны,
как дым от жертвы Каина тлетворный,
моленья наши пасть осуждены.

На улицах собаки воют жадно,
предчувствуя добычу каждый миг,
и месяц злой насмешливо, злорадно
над городом кривой возносит лик.

Свой кроткий лик от нас сокрыла Дева,
и снизошла кровавая роса
и оскверненный крест на небеса
возносит прочь, сверкая, Ангел гнева.

Среди песков рыдает Miserere,
со всех сторон, пылая, дышит ад,
мы падаем, стеня, за рядом ряд,
и дрогнул дух в железном тамплиере.

Лукав, как демон, черный проводник.
к своим следам мы возвращались дважды,
кровь конская не утоляет жажды,
растущей каждый час и каждый миг.

В безветрии хоругви и знамена
повисли, как пред бурей паруса;
безмолвно все. ни жалобы ни стона,
лишь слезный гимн восходит в небеса.

Господне око жжет и плавит латы,
бросает лук испуганный стрелок,
и золотые падают прелаты,
крестом простерши руки, на песок.