Вадим Шершеневич - Стихотворения и поэмы

Юности рыцарь скупой,
И головокружительным поцелуем
Смиренно честь ей отдай!

От русских песен унаследовавши грусть и
Печаль, которой родина больна,
Поэты звонкую монету страсти
Истратить в жизни не вольны.

И с богадельной скупостью старушек
Мы впроголодь содержим нашу жизнь,
Высчитывая, как последний грошик,
Потраченную радость иль болезнь.

Мы с завистью любуемся все мотом,
Дни проживающим спеша,
И стискиваем нищенским бюджетом
Мы трату ежедневную души.

И всё, от слез до букв любовных писем,
С приходом сверивши своим,
Всё остальное деловито вносим,
Мы на текущий счет поэм.

И так, от юности до смерти вплоть плешивой
На унции мы мерим нашу быль,
А нам стихи оплачивают славою грошовой,
Как банк, процент за вложенную боль.

Всё для того, чтобы наследник наш случайный,
Читатель, вскликнул, взявши в руки песнь:
— Каким богатством обладал покойный
И голодом каким свою замучил жизнь!

Эй, худые, иссохшие скалы,
И прибой, что упрям и жесток!
В ночь — в оврагах, как дети, шакалы!
Днем — медузы, из студня цветок!

Там в зените застывшая птица,
Выше воздуха, выше, чем взор!
О Сухум, о Кавказская Ницца,
Прямо в море скатившийся с гор.

Ослепленно белеет по склонам
Через зной снеговая ступень.
Море шепчет соленым жаргоном
Про прибрежную, южную лень.

Словно медленный буйвол по небу
Солнце едет, скрипя, на закат.
О, Абхазия горная, требуй
В свою честь у поэтов баллад.

Руки солнца ожогами снимут
По лохмотьям всю кожу с меня.
Опалительный, ласковый климат!
Долго будешь ты сниться, маня.

Возле пены лежать без раздумий,
Солнце прямо в охапку ловить…
Как прекрасно в палящем Сухуме,
Здоровея и крепня, любить!

Жизнь мою я сживаю со света,
Чтоб, как пса, мою скуку прогнать.
Надоело быть только поэтом,
Я хочу и бездельником стать.

Видно, мало трепал по задворкам,
Как шарманку, стиховники мук.
Научился я слишком быть зорким,
А хочу, чтоб я был близорук.

Нынче стал я, как будто из гипса,
Так спокоен и так одинок.
Кто о счастье хоть раз да ушибся,
Не забудет тот кровоподтек.

Да, свинчу я железом суставы,
Стану крепок, отчаян, здоров,
Чтобы вырваться мог за заставу
Мной самим же построенных слов!

Пусть в ушах натирают мозоли
Песни звонких безвестных пичуг.
Если встречу проезжего в поле,
Пусть в глазах отразится испуг.

Буду сам петь про радостный жребий
В унисон с моим эхом от гор,
Пусть и солнце привстанет на небе,
Чтоб с восторгом послушать мой ор.

Набекрень с глупым сердцем, при этом
С револьвером, приросшим к руке,
Я мой перстень с твоим портретом
За бутылку продам в кабаке.

И, в стакан свой уткнувши морду, —
От луны, вероятно, бел!
Закричу оглушительно гордо,
Что любил я сильней, чем умел.

Одни волнуются и празднуют победу
И совершают праздник дележа;
Другие, страхом оплативши беды,
Газеты скалят из-за рубежа.

Мне жаль и тех, кто после долгой жажды
Пьет залпом всё величие страны.
Настанет день, и победитель каждый
В стремнину рухнется со страшной крутизны.

Мне жаль и тех, кто в злобном отдаленье,
Пропитанные жёлчью долгих лет,
Мечтают жалкие отрепья пораженья
Сменить на ризы пышные побед.

Видали ль вы, как путник, пылью серый,
Бредя ущельем, узрит с двух сторон
Зрачок предчувствующей кровь пантеры
И мертвечиной пахнущий гиены стон.

Они рычат и прыгают по скалам,
Хотят друг друга от ущелья отогнать,
Чтоб в одиночестве белеющим оскалом
Свою добычу в клочья истерзать.

И путешественник, в спасение не веря,
Внимает с ужасом и жмется под гранит,
Он знает, для чего грызутся звери,
И всё равно ему, который победит.

Мне жальче путников, живущих без оглядки.
Не победителей, не изгнанных из стран:
Они не выпили и мед победы сладкий,
И горький уксус не целил им ран.