Может, это ошибка, ну просто сплошная оплошность,
и однако, однако – нам не в чем друг друга винить!
Жаль, что нет пушкаря, – вот под этой сентенцией пошлой
нам бы надо бы сняться и снимок навек сохранить.
«На асфальте сером – желтизна…»
На асфальте сером – желтизна
листьев сентября.
Осень, осень…. Сердцу грудь тесна:
ну и зря!
Как щемит оно, ох, как щемит,
сумрак осветив,
как оно вплывает в строгий ритм,
в пагубный мотив!
Нет, не стоит надрываться зря,
сердцу грудь тесна.
На асфальте сером – желтизна
листьев сентября.
Осень бурая и зелень трав,
непроглядь ночей,
тьма непроходимая ночей,
вздохи тягачей.
Есть в районе новом странный дом,
розовый содом,
мы одни с печалью и стыдом
в бедном доме том.
Мы одни с тобою — я да ты –
в путах темноты…
«О, кто б меня мог уберечь…»
О, кто б меня мог уберечь
от моря – Таласса, Таласса! –
от горя, от смертного часа
разлук, расставаний и встреч?
От рокота мутной реки,
от шороха трудной строки,
от Мойры (усталая пряха!),
от скорби, от вечного шаха,
от слез, от прощального
взмаха твоей загорелой руки?
А только пока я с тобой
и вправе шутить и смеяться,
и рельсы еще не змеятся,
и сосны не мчатся гурьбой
навстречу, навстречу, навстречу
трубе, колесу, шатуну, –
а только, спугнув тишину,
я вовсе тебе не перечу.
А только прости да прощай,
а мне до иных побережий.
Почаще пиши, да пореже
в печали свои посвящай.
Вот так, не ропщи, не перечь,
ни всхлипа, ни плача, ни пляса,
а время – оно седовласо,
залечит, но ты не перечь.
О, кто б меня мог уберечь
от моря – Таласса, Таласса! –
от горя, от смертного часа,
от этих обмякнувших плеч –
о, кто б меня мог уберечь?
Любимая, прости, любимая, уверуй
в пришествие весны и в щебет птичьих стай:
за добрые дела воздай мне полной мерой,
а за грехи вдвойне воздай!
Воздай, и обуздай, и дай любое имя, –
смешные имена бывают у людей, –
взгляни в глаза мои разумными своими,
возьми меня в полон, княжи и володей!
Возьми меня в полон: я буду жить в полоне,
ты видишь – я опять к руке твоей приник,
я губы погрузил в тепло твоей ладони,
твой мальчик, твой двойник, твой робкий ученик.
И шепчется листва, и юность быстротечна,
и светит кроткий взгляд из-под усталых век;
а ты не грешница, ты только человечна,
ты только женщина, ты только человек.
Прости-прощай,
моя желанная,
не огорчайся, не скучай!
Горит за нами
ночь туманная, —
прости-прощай,
прости-прощай!
Прости-прощай,
моя любезная,
не унывай и не томись, –
дорога длинная железная
уходит в жизнь,
уходит в жизнь.
«Суда ушли к далеким берегам…»
Суда ушли к далеким берегам,
растаял дым и подобрали сходни.
У женщины – Нескладное Сегодня,
а у мужчины – горький перегар.
И, может быть, никто на корабле
не ведает, что это только малость,
смешная смелость, мудрая усталость
а женщина осталась на земле.
Морская соль посеребрит виски,
а влажный ветер кутается в пене:
душе не до унылого забвенья,
а скользкие ступени высоки.
И человек выходит на корму
и замирает, вглядываясь в темень.
А на земле под ветром гнется стебель,
и слезы неизвестно почему.
А на земле дряхлеют города.
Забвенье начинается в апреле:
журчат капели, стены отсырели,
и юность не вернется никогда.
И просто так – соленая купель,
терпенья неизбывная забота,
и канитель на крабах Совторгфлота,
и музыка за тридевять земель.
Большое плаванье большому кораблю!
А ты без перемен, а ты всё та же,
и я плыву в последнем каботаже,
и я тебя по-прежнему люблю.
Мы не можем умереть
в тот же день и час.
Значит, прежде примет смерть
кто-нибудь из нас.
В утлой лодочке скольжу
по крутой волне.
Если я опережу –
вспомни обо мне.
ТЫ ХОРОШО РИФМУЕШЬСЯ, ЛИСТВА
«Северные зори, зори норда…»
Северные зори, зори норда,
всё, что в душах спит забвенно-гордо,
всё, что в сердце дремлет непреложном
памятью о дивно-невозможном, –
на каком вы нас настигли море,
зори норда, северные зори?
У какого колдовали фьорда,
северные зори, зори норда?
Это в сердце каждом затаилось,
тайно, будто шалость и немилость, –
это плачет в каждом уголочке
и доводит до греха и точки!
Может, вам мила не эта длинность,
а Европы давняя срединность,
из Варяг путь в Греки да в Булгары,
свет Украйны, Австрия, Мадьяры?
Но над вами полыхают гордо
северные зори, зори норда,
знаменья немыслимой эпохи,
полюса магнитные сполохи
у вонзенного в отроги фьорда, –
северные зори, зори норда, –
память о когда-то бывшей моде,
Скания, наперекор природе, –
с вечной жизнью в вековечном споре,
зори норда, северные зори!
Читать дальше