Жюль Верн: Мона Лиза

В ответ шлю тысячу благодарений…

Воспитан для любезных словопрений,
Я должен бы их отослать обратно.
Но очень к ним чувствителен браслет…
Прошу не обращаться с ним отвратно,
Ведь невозможного для украшенья нет!

Серьезно?

Да! Захочет вдруг браслет,
Чтоб нынче ж был закончен ваш портрет…

То было б дело, соглашусь без спору.

Вот только надо победить синьору.

Но это был бы не совсем приятный случай.
Возможно, сидя я пойму вас лучше!

И эта женщина…

Вы!

Шутки ваши милы!
По-вашему, творца сдержать мне хватит силы?

Одной лишь вам!

Вы так темните речь свою.

Не понимаете, поскольку я стою.

О Мона, каждый день меняется ваш лик;
Ход этих перемен, быть может, невелик.
Пока вы всё еще на пике красоты,
Но меньше стало в вас покоя, простоты!
Уж года два, как беспокойный пыл
Гордыней заново черты лица покрыл.
Короче говоря, такое измененье
В ваш несравненный лик внесло преображенье.
На перемены те сердиться вам негоже…
Но как же кисть творца вас сделает похожей,
Когда он каждый день вас видит измененной,
Когда не может дать он кисти окрыленной
Вас нанести на холст в короткий миг творенья
И постоянно должен делать исправленья?
И если, Мона, вы устали от эскизов,
Черты свои избавьте от капризов:
Лицу такой тип красоты пора придать,
Какой хотите вы потомкам передать.

Искусна ваша речь, но вам не скрыть секрет,
Что поскорей хотите вы забрать портрет.

Я? Меньше, чем кто-либо!

Вред для вас какой?

Портрет — лишь копия, оригинал же — мой.

Забрать портрет я посчитал бы долгом,
Когда бы мэтр, бесчувственный столь долго,
В плену был вашей прелести, но, Боже,
Открою правду — он любить не может!

Не может полюбить!

Он чересчур уж гений!

Талант не заслужил подобных обвинений!
Но что про гения твердит нам род людской?..

Он будет восхищен искусною рукой.
А что до сердца — собрано в нем скромно
Лишь то, что жить позволит экономно.

Вы полагаете, своей любовью страстной
И преданностью женщина напрасно
Стремится стать любимой и понятной?

Где есть такая женщина? Занятно!..
Простою смертной быть она не может,
Да и божественность не многим ей поможет!

Слова свои извольте объяснить
И дайте путеводную мне нить!

Так слушайте! Не верю в прочность уз,
Искусства и любви скрепляющих союз.
У каждого — так утверждаю я —
Дорога в жизни тянется своя.
Любовник — для любви, художник — для картин.
Сравните их! Прошу. Вот, например, один
На сердце, как на холст, наносит свой эскиз,
Соединяет там в одно его каприз
Страстишек многих мимолетный рой,
Но скоро, этой утомясь игрой,
Эскиз он бросит в пыльный уголок,
Где старые холсты глядят лишь в потолок.
Другой иным достоинством ценим:
Он ваше сердце облечет своим;
Не хочет знать он, почему, насколько
Объяла страсть его; он любит, да и только!
Судите ж, у кого душа какая…
Притом могу поклясться, дорогая,
Для Винчи в женщине объекта нет для чувства:
Она — вот каламбур! — объект лишь для искусства.

Не чувствую различий ваших вес;
Всегда Омфалой [12] Омфала — персонаж античной мифологии; малоазиатская полубогиня, лидийская царица, покровительница чувственных удовольствий и женской плодовитости; считалась родоначальницей лидийских царей. Согласно одному из древнегреческих мифов, герой Геракл (в римском варианте — Геркулес) был продан Гермесом в рабство. Его хозяйкой оказалась Омфала. Геракл был настолько очарован ею, что потерял все свое мужество, сложил у ног прекрасной царицы дубину и львиную шкуру и, облачившись в женские одежды, засел за прялку в кругу рабынь, угождая вместе с ними прихотям госпожи. был повержен Геркулес!
Одно лишь слово, брошенное вам,
Способно к женским повергать стопам.
Любая оборона невозможна:
Мужчина Леонар, а после уж — художник,
Он входит в тот разряд существ, какой
Мы побеждаем слабою рукой!
Любовники ж вульгарны, и настолько,
Что гимны их сердцам не вдохновят нисколько.
Тогда как Леонар на выдумки готов,
Он весь — шальной порыв, и каждый день он нов.
О, у таких людей доступные сердца,
И к нежным чувствам вкус всегда есть у творца.
Он может подружить (продолжу каламбуры)
Любовь к искусству и искусные амуры!