Луис Камоэнс - Лузиады. Сонеты

Когда над головой моей сплетали

Немые ветви призрачный узор.

Но прошлому вовек не возвратиться,

И этих дней я сохранить не смог.

Утраты боль в груди моей теснится.

Меня Амур, коварен и жесток,

Увлек — и навсегда в своей темнице

На слезы и стенания обрек.

Лишь только струны Аполлон сотряс 746

И девять муз запели стройным хором,

Внимая лире золотой, с задором

Я взял перо и начал свой рассказ:

"Благословенны год, и день, и час,

Когда я ранен был прекрасным взором,

Благословенны страсть и пыл, с которым

Я покорился чарам этих глаз…"

Звучала песнь, но колесо удачи,

Раскрученное мстительным Амуром,

Свершило незаметный оборот.

Лучистый день застелен мраком хмурым.

Нелепо ждать, что будет все иначе.

Ведь это значит — худших ждать невзгод.

Любовь казалась сладкой мне когда-то;

В плену надежд несбыточных и грез,

Не видя притаившихся угроз,

Душа цвела, желаньями объята.

Все фальшь и ложь, чему я верил свято!

Надежды пролились ручьями слез!

К вершинам счастья Рок меня вознес,

Но тем скорей и горестней расплата.

Кто высших благ и радостей достиг,

Неисцелимой скорби предается,

Когда судьба ему изменит вмиг;

Но как бы ни был яростен и дик

Ее удар, спокойным остается,

Кто видел мир и ко всему привык.

Туманный очерк синеватых гор,

Зеленых рощ каштановых прохлада,

Ручья журчанье, рокот водопада,

Закатных тучек розовый узор.

Морская ширь, чужой земли простор,

Бредущее в свою деревню стадо, —

Казалось бы, душа должна быть рада,

Все тешит слух, все восхищает взор.

Но нет тебя — и радость невозможна,

Хоть небеса невыразимо сини,

Природа бесконечно хороша.

Мне без тебя и пусто и тревожно,

Сержусь на все, блуждаю как в пустыне,

И грустью переполнена душа.

Блажен, чья жизнь лишь тем омрачена,

Что он гоним красавицей надменной.

Он всё же мнит в надежде неизменной,

Что лучшие настанут времена.

Блажен, кому в разлуке суждена

Лишь боль о прошлом. Он в душе смиренной

Таит лишь страх пред новой переменой,

А боль уж в нём, и уж не так страшна.

Блажен и тот, кого грызёт досада,

В ком гнев кипит, бушует возмущенье,

И кто не знает, что такое смех.

Но жалок тот, чьё сердце было б радо

Любой ценою вымолить прощенье

За те дела, которых имя — грех.

Зарею ли румянит мир весна,

Сияет ли полдневное светило,

Я над рекой, где все теперь немило,

Былые вспоминаю времена.

Здесь убирала волосы она,

Здесь улыбнулась, тут заговорила,

Там отвернулась и лицо закрыла,

Моим вопросом дерзким смущена.

Там шла и тихо что-то напевала,

Тут села и ромашку обрывала

И уронила голову на грудь.

Так, весь в минувшем, день и ночь тоскуя,

Сплю и не сплю, живу и не живу я, —

Пройдет ли это все когда-нибудь?

Я встарь Любовью жил.

Умел в Любви лишь то, что ново,

И в жажде необычного улова

Предмет Любви менял я без труда.

Сменялась увлечений череда,

И одному соблазну для другого

Я изменял, не сдерживая слова,

И новый пламень вспыхивал тогда.

А если я, бывало, бремя сброшу,

То лишь как тот, кто скидывает ношу,

Чтобы затем устать еще сильней.

Тебе, Любовь, за эти муки слава!

В них цель твоя, они твоя забава,

Страданья тех невозвратимых дней.

Когда брожу я по лугам зеленым,

Везде за мной летит пичужка вслед.

Она забыла счастье прежних лет

И наслажденье счастьем обретенным.

Я от людей бегу к речным затонам,

Она и здесь мой спутник, мой сосед.

Друг другу мы дарим забвенье бед,

Обоим легче в горе разделенном.

И все ж она счастливей! Пусть навек

Она былое благо утеряла, —

Ей не мешают в чаще плакать сиро.

Куда несчастней создан человек!

Чтобы дышать — и воздуха мне мало,

А чтобы жить — мне мало даже мира.

Я воспевал минувшие года,

Теперь ловлю их отголоски жадно.

От старых песен — пусть я пел нескладно —

Вскипают слезы, новые всегда.

Я пел — давно ли? — сам забыл когда,

И был судьбой обманут беспощадно.

Но в горестях бывает так отрадна

Воспоминаний беглая чреда.

Я пел, — и что ж? — обманут в том, что свято:

Не в жажде наслаждений, но в доверье.

Я пел и слышал звон цепей у ног.

Но не Надежда в этом виновата,