Луис Камоэнс - Лузиады. Сонеты

Внимая ей, застыл в объятьях сна.

Пока же эту немощную лиру

Преследует и гонит гнев Фортуны,

Не по заслугам Ваша похвала.

Пусть лучше восславляют Ваши струны

Иного — кто, как Вы, являет миру

Поистине великие дела.

Я мало жил. Был горек каждый час. 748

Нуждой унижен, я увял в расцвете.

Я и пяти не прожил пятилетий,

Когда мой день в безвременье погас.

Я воевал, скитался, я не раз

Искал лекарств от жизни, но на свете

Не созданы еще лекарства эти,

И ратный труд не осчастливит нас.

В прекрасной Португалии рожденный,

Я вырос на зеленых луговинах,

Но, вредоносным воздухом убит,

Вблизи утесов Африки пустынных

Я кинут рыбам в океан бездонный

И родиной возлюбленной забыт.

Таких созвучий, полных красоты, 749

Таких стихов в сладчайшем новом стиле

Мои труды еще не породили,

Мой стих явил лишь грубые черты.

А Ваш — родник, бегущий с высоты.

Вы Иппокрены ключ 750им посрамили.

Цветам, что Вы на Тежу возрастили,

Завидуют и Мантуи 751цветы.

Зато Вы небесами не забыты,

И Аполлон, пристрастья не тая,

Вручил Вам дар, какого я не стою.

Две наши музы равно знамениты,

Но только черной завистью моя,

А Ваша — несравненной чистотою.

«Что, Смерть, уносишь ты?» — «Улыбку мая».

«Когда ее взяла ты?» — «До рассвета».

«А кто она?» — «То ведает лишь Лета».

«Кто повелел тебе?» — «Судьба немая».

«Кто телом овладел?» — «Земля сырая».

«С душой что сталось?» — «Тьмой она одета».

«Что молвит Лузитания?» — «Луч света —

Марии взор затмился, угасая».

«Не ты ль убила?» — «Я лишь труп застала».

«Что говорит о ней Любовь?» — «Ни слова».

«Молчит?» — «Таков закон мой непреклонный».

«Что при дворе?» — «Тоска всех обуяла».

«Что там осталось?» — «Ничего живого».

«Чего ж недостает?» — «Улыбки доны».

Чиста и целомудренна, она

Решила в искуплении жестоком

Невинность, оскверненную пороком,

Избавить от позорного пятна.

Пусть честью красота умерщвлена:

Угасла жизнь, но, не подвластны срокам,

Любовь и верность, вечным став уроком,

В грядущие простерты времена.

Превыше благ земных веленье долга;

Был стан ее нежнейший сталью твердой

Пронзен, чтоб власть тирана кровью смыть.

Пример самоотверженности гордой:

Оборвалась короткой жизни нить,

Осталась память, длящаяся долго.

Гляжу: босой, без шляпы Аполлон.

В руках сияет лира золотая —

Сокровище, подруга дорогая —

И весело к ней обратился он:

«Моя отрада, музыка времен!

Я португалец, сын родного края.

Меня ж ты мавром делаешь, чудная, —

В какой наряд я ныне облачен!

Хоть мой народ одет весьма прилично,

Тепло, удобно — с головы до ног, —

Я вынужден одетым быть частично.

Дай мне хитон, и подари венок,

И вознеси на выси, как обычно.

А впрочем — вдруг подует ветерок?»

— Кто, Порция, твою направил руку, 752

Случайность или пламенный порыв?

— Любовь решила, кровь мою пролив,

Узнать, стерплю ли я и эту муку.

— Зачем же, с жизнью торопя разлуку,

К страданьям смерти обращать призыв?

— Чтоб, страх перед кончиной победив,

Постичь терпенья горькую науку.

— Но, сталью из груди извергнув кровь,

Зачем огнем ты жжешь себя? — Велела

Мне умирать и мучиться любовь.

— Что ж, сталь слаба? — Она сильна, но тело

Привыкло к ней и жаждет смерти вновь

От высших мук, которым нет предела.

В отчаянье увидела Кибела,

Чем завершился ревности дурман,

И застонала, обнимая стан

Живой сосны — возлюбленного тело.

Но горе в радость обратить сумела,

Вновь зазвучал ликующий тимпан:

Нетленной славой Аттис осиян —

Сосна равняться с лавром может смело!

О, твой, сосна, стремителен полет

В глубь мирозданья, в тайный мир вселенной.

Был щедр Юпитер. Чуден твой удел.

Блаженна ты! Но как же счастлив тот,

Кто под твоей защитою священной

Величием стиха тебя воспел!

Мучительно за годом год идет,

А дней уже осталось так немного.

Но чем их меньше, тем длинней дорога,

Тем больше в сердце горестных забот.

Мой дар слабеет, и который год

Не знает радость моего порога.

И только опыт, все измерив строго,

Порой обман грозящий узнает.

Гонюсь за счастьем — вот оно! попалось!

Увы! рванулось и опять умчалось.