Луис Камоэнс - Лузиады. Сонеты

Но не ему служил — его Рахили,

О чьей красе кругом ему твердили,

Чей образ он лелеял постоянно.

И хоть бедняк трудился неустанно

И лишь минуты встреч отрадой были,

Ему Лаван — так пишут в древней были —

Дал в жены Лию, став на путь обмана.

Но, верен лишь пастушке той прекрасной,

Ее отцу сказал пастух несчастный:

— Я прослужу еще семь лет сполна,

Твое всю жизнь готов пасти я стадо,

Но не одной, а многих жизней надо

Для той любви, что вечности равна.

О яблоня, блеск твоего плода —

Багрянец крови в белизне молочной —

Воссоздает в природе образ точный

Девичьих щек, горящих от стыда;

И пусть тебя не сокрушит вражда

Жестокой бури, гнущей ствол непрочный,

Пусть этот плод, искрящийся и сочный,

Не сгубят ни жара, ни холода,

Чтоб вечно душу грел твой кров зеленый

И восхищалось сердце, сколь чудесен

Твоих румяных яблок аромат…

Мне не сложить тебя достойных песен,

Я одного хочу — под тихой кроной

Забыть, в мечтах о прошлом, боль утрат.

Была такая на душе отрада,

Что я забылся и, отбросив страх,

Погряз в запретной страсти, в дерзких снах

И сам себя обрек мученьям ада.

Черты иного, памятного взгляда

Мне удалось прочесть в ее глазах,

И под напором чувств разбилась в прах

Рассудка ненадежная преграда.

Был мачехой загублен Ипполит 744—

Коварной Федрой, что в чаду порока

И вожделенья потеряла стыд.

За смерть его безвинную мне мстит

Теперь Амур, и до того жестоко,

Что сам своей жестокостью убит.

Хрустальный лик Дианы серебристой

В ночи над дольным миром воцарился.

Как в зеркале прозрачном, отразился

В нем ясный Феб в венце своем огнистом. 745

И в лунном свете, нежном и лучистом,

Мне образ Ваш пленительный явился,

Он добротой и радостью светился,

Дышал отрадой и любовью чистой.

И я благословил луны сиянье,

Восславил темень благодатной ночи,

Что Вашей лаской дух мой укрепили.

Ведь днем от Вас не знал я состраданья,

Днем от меня Вы отвращали очи

И сердце горькой мукой мне томили.

Так бабочка, в восторге замирая,

На свет свечи летит в полночный час

И опаляет крылья каждый раз,

Пока не вспыхнет, заживо сгорая.

Аония, о прелесть неземная!

И я как эта бабочка подчас:

Летит в огонь твоих прекрасных глаз

Моя душа безумная, слепая!

Как высоко в мечтах я воспарил

И знаю, что погибну, без сомненья,

Самой судьбою обречен страдать.

Противиться Амуру нету сил,

Но для меня блаженные мученья

Великой славе гения под стать.

Как смерть в глаза видавший мореход,

Добравшись вплавь до берега чужого, —

Пускай "забыть о море" дал он слово,

Пусть он и ветер, и волну клянет, —

Уже назавтра, с сердца сбросив гнет,

Он золота, он бури жаждет снова

И вот воспрял, и длань его готова

Направить парус в гибельный поход, —

Так я от бури сладостного взора

Хотел бежать, я изменил отчизне,

Я слал проклятья ветру и волне,

Но возвращаюсь к Вам, моя сеньора,

Чтоб снова там найти источник жизни,

Где лишь недавно смерть грозила мне.

Воспоминание! О, как ты мне постыло.

В тебе любви отравленной настой.

Не унижай моей души, постой!

Кто жил тобой, того ты оскорбило.

Чем горе ты мое вознаградило,

Зачем коснулось памяти святой?

Уйди, я не хочу разлуки с той,

С кем смерть уже давно нас разлучила.

О, чаша исцеленья — ты пуста!

Нет места обездоленной надежде,

И плещется на дне лишь боль обид.

А в сердце только горечь разлита.

Моя судьба печальна, как и прежде,

И счастья луч лица не озарит.

Луга, леса в вечерней тишине,

Ручей, едва журчащий на просторе,

Иль тот, что в разрушительном напоре

Шумит, катясь по горной крутизне;

Граниты скал в лазурной вышине,

Согласные в своем нестройном хоре, —

Пока меня в оковах держит горе,

Отрады вы не принесете мне.

Другим стою перед тобой, природа,

Не радуясь ни краскам небосвода,

Ни весело струящейся воде.

Мне чудится пора совсем иная,

Я слезы лью, о прошлом вспоминая,

И здесь печалюсь так же, как везде.

Как в юности все радовало взор.

И музыкой в моей душе звучали

Зеленая листва в лучистой дали,

Поющие ручьи и гладь озер.

Печальных птиц разноголосый хор

Беспечным сердцем я внимал едва ли,