Наталья Загвоздина - Дневник

С своею спутницею верной
среди деревьев встречу день,

и постепенно проблеск первый
сотрёт мою ночную тень.

Неравны наши дни – вокруг миры планет,
как в нас – миры сердец, закрытые для глаз…
Нам время смотрит вслед исчерпанностью глав,
затягивая грудь – на прошлое – плотней.

Будь дважды этот день – он дважды безымян
остался бы затем, чтоб память – притеснять…
В нём – право и предлог – остаться без ума
сегодня, и потом – без радужного сна.

Бежать навстречу дню, чтоб гнать его, как пса,
забывшего, зачем служил он и кому…
И снова узнавать, что это – только сам
ты – день, и пёс, и бег, и – вожделенье мук…

Ключи забросила – сегодня у друзей
мне вечер коротать и вглядываться в полночь.
– Всё хорошо! – вам волноваться полно,
нам не дано избыть печали всей.

Ключи забросила от дома, и стихов
сама закрыла трепетные входы, —
о, не волнуйтесь! – не погибнут всходы,
неудержим ползущей стрелки ход.

Мы кружимся за ней, но не узнать,
что сбудется и сбудется вообще ли…
И время ускользнёт в какие щели?…
Давайте быть, друзья, – всё может стать.

Вас за вниманье не благодарю
и в знак не улыбнусь и не ободрю.
Ночь тушит догоревшую зарю,
и поезд – подан, и вагон ободран.

И на одной скамье – не на один
торопимся вокзал, как в передышку.
В неволе тополиных паутин
я Вас припомню, будто понаслышке…

Припомню и вернусь на тот перрон;
ночь, крадучись, укроет птичьи гнёзда,
и только немигающие звёзды
увидят засыпающих ворон…

С небес – крупа, с небес – несчастье,
раскинуть руки – и расти!
О Господи, меня прости,
я жажду этого причастья!

Я слышу длящийся призыв
ко мне деревьев на перроне…
Но привокзальные вороны
не высмотрят моей слезы…

Хмель тополя горчит разлукой и грозой.
Его тягучий вкус уже – на языке.
Движенья лишены душа и горизонт,
отверстое вчера – сегодня на замке.

И больше – ничего. Взрываются сердца.
Течёт привычно жизнь, не ведая – потерь…
Но так и не узнав, что я была – сестра,
со мною и во сне не встретишься теперь…

Всё тот же лес со мною в перекличке,
былой надеждой влажный воздух полн,
по-прежнему хвостаты электрички
и дышит пробуждающийся холм.

Он воздух пьёт убогим мелколесьем,
а по ночам над ним встаёт звезда
неравная, но в нём не больше спеси,
чем там, где не бывало никогда…

Мой холм и даль опять меняют место.
О, непреложный памяти вердикт!
Там лес – не по-сказочному – дик
и птицы не из глиняного теста.

Всмотрись в ушедшее – тогда
уже знакомый свет
проложит под ногами след
фонарного столба.

Попеременно, как дитя
рассматривает мир,
то непреклонно, то шутя,
из дали и впритир

глядим и мы себя вокруг,
смешав с концом конец,
ревниво вслушиваясь в стук
дряхлеющих сердец…

Зреет осень, роняя к ногам
мимолётные роскошь и прах,
одержим догорающий парк
исполненьем стремительных гамм…

Словно в новую веру птенец,
обращается лист на лету,
отравляя мельканьем теней,
сменой года, судьбы или дум…

Так ходим – вызваны судьбой,
других дорог не исповедав,
из-под ненастья, из-под веток
ненастья – с нами Бог? —
мы вопрошаем друг у друга.
Плывёт невозмутимый сад…
А мы ещё не знаем – Сам
нам верную вручает руку?

А счастье уж с утра свершилось!
Помилуй, Боже, – что ещё?!
Коли Тобой теперь прощён,
и было! утро – Божья милость.

Иль малость эта – не огромна?
Иль можем мы её объять?
Как вы – не знаю, но опять
моё сердцебиенье – ровно.

Да будет лёгким чёлн,
и вёсла – наготове,
и небо – на котором
всех звёзд – не перечёт.

Да будет полн поток,
и ветер – по дороге,
и – вы, кого дороже
не обрету – потом.

Задуем ночную свечу,
забрезжив в приметах рассвета.
Не надо усилия ветра,
а только дыхания – чуть.