Наталья Загвоздина - Дневник

Двадцатый день июня – Духов день.
Что ветр принёс? И дул ли от Сиона?
И не был ли толикой моциона,
парящей в безвоздушной духоте?

О, нет. Я помню Холм, и Шум, и Вихрь,
коленопреклоненье в твердь Сионю,
с падением и с жаждою – с иною,
с ненадобностью составленья вирш…

Москва дрожит, и дождь стоит стеной,
иной ретиво ждёт зонта укрыться,
иной – молчит, сверяя скреп у крыльев,
взлетая – из утробы – гостевой.

Когда бы на Басманную – в Москву! —
что за дела?! С билетом в третьем классе
три барышни, актриса – тот же классик,
перемешавший горечь и тоску,
и ласку – свет и тень… Сойдя со сцены,
вдруг разошлись, оставшись между нас,
как будто – без лица, без слов, без цели…
Но не давая драму – на бестселлер
переменить, когда с душою смежена
душа… Короткий миг… что жнёт и сеет.

Здесь бередит волненье трав
что схоронилось в слабых удах —
и не-преодолимый страх,
и нерастраченную удаль.

Мне поле колосков кладёт
в ладонь поникшие головки…
А жизнь, что в плаванье ладьёй
пошла, уже бежит галопом…

Куда ж нам плыть, спешить, бежать,
коль каждый колосок на месте,
и на полях священных жатв
всяк убегающий – намечен.

В костромской картинной галерее,
не мигая, смотрит мальчик в красном
на былое, будущее… Греет
на ходу июль… И август, вкрадчив,

достаёт до краешка, тревожит…
О, не Юг, не Франция, не Ницца…
Где глядят возвышенно и низко
берега, сливаясь в волнах волжских.

Где в корабль, плывущий не по ходу,
ни войти, ни выбраться наружу,
ни забыть, ни вспомнить – не нарушив
череды тяжёлую походку…

Все мы дети с воинским уставом,
лишь – резвиться, да уж крепко держит…
Мы – устанем, только не устанет
мальчик в красной масляной одежде

в костромской картинной галерее —
старый холст и безымянный мастер…
Нам – не то, мы названы, мы зреем —
отдохнём, увидев свод в алмазах,

может быть… Вдоль улицы губернской
я плыву от ключика до устья
по реке незримой – от купели
до слиянья, где светло и узко —

и откуда «вдруг» Источник Света…
Этот малый городок затерян,
но болит вселенскою затеей —
память, стынь, тоска – макушка лета…

Это Мальчик – он берёт за душу,
он опять неопытен и красен…
Это время – с плаваньем подушным
под – под грудь – затянутое – рясой…

Пыль и зной – безвременно и жарко,
проплыву и выберусь на насыпь,
как рыбёшка, вынутая наспех
из воды – уже – с метой на жабрах…

Так что – где он, где он? – мальчик в красном,
в башмачках из новенькой лазури…
Наперёд – безвременен, и вкраплен
в череду… как преданность и сурик —

в жизнь и холст… А мы – вперёд – теченьем…
Оставляя годы, город, горесть,
книгу, лист, страницу, строчку – повесть,
чтоб взрослея – сделаться – точнее.

Что этот день? В нём всё – что у Творца.
Сумей принять и – будет. И вперёд,
быть может… Может быть, земным пером
не начертать… Ни прямо, ни с торца
не посмотреть творению в упор.

О, вечный день! О, яблоки в раю,
что падают оземь в людском краю
и – в медь, и в таз, в варение – в укор
иль молча, незатейливо… Укрой!
И – не держи, и – следуя – врачуй.

Когда знаешь Имя,
но не – чему оно входом,
когда под его взглядом
остаёшься и идёшь, оставаясь,

когда называешь – Ольга —
а в ответ – воды, звезды —
тогда Ольгиной солью
соединяются звенья.

Ольга – вход – выход.

А как, что больше – не
теченье влаг, паденье
разомкнутых частей,
движенья океан? —

Молчание воды,
вмещающей вселенной
подробность, существо.
А как, что больше – нет?!

Молчание воды —
начало и конец.

Блажен, кто спит. Кто бодрствует – трикрат.
Со спящим – тсс… С живущим – унисон.
Как далеко скрывается тот край,
куда заснувший рядом унесён.