Алексей Евтушенко - Избавление

У бога людского.

Хорошее дело. Пускай привыкает —

И сено, и вечность… А нам и задаром

Не нужно такого.

Лошажии тени помчатся над степью

Навстречу рассвету и с проблеском первым

Растают, исчезнут.

А конское сердце потерпит. Потерпит,

Покуда вожак не вздохнет и не скажет:

Ну, что же, все честно.

Все честно, бродяги. Июльские ливни

И воздух полынный дороже душистого

Свежего сена.

Гнедые кобылы достанутся сильным,

И новый табун испытает копыта

Под небом весенним.

И, кажется, крылья у нас вырастают,

Мелькают столетья, огни, километры,

Планеты и звезды.

Уже не табун – журавлиная стая

Летит среди неба, и поздно прощаться,

И каяться поздно.

Оборвите траву,

Отгоните гнедого коня, —

Я в квартире умру,

И родня похоронит меня

Возле каменных стен

И асфальтовых чадных путей,

Но сбежит моя тень,

В миражи наших южных степей

Показалось, что жил,

Объезжал полудикий трамвай,

Но дрожат миражи,

Где то место – поди угадай.

Там тюльпаны цветут

И пасется последний табун.

Там свобода, а тут

Ходит по небу месяц-горбун.

Не смотри так, мой конь,

Я, конечно, бессовестно лгу.

Я поставил на кон

Степь твою, твою, воду и луг.

Проиграл, виноват,

На вино обменял образа.

Не гляди так, мой брат,

Опусти, опусти же глаза.

Окинув горизонт веселым взглядом,

Я отдыхал с любимой книгой рядом

И слушал, как мохнатая гроза

Ворочается в небе понарошку.

Жена на кухне жарила картошку,

И в тихий дом влетела стрекоза.

Мир вздрогнул, как солдатик на посту,

Когда в желудке чуя пустоту

И жалобную пулю в автомате,

Он слышит шорох или шепоток

И нажимает спусковой крючок.

Не помышляя больше о расплате.

А стрекоза боялась улететь

И продолжала крыльями вертеть,

Стоглазой головой тараня воздух.

Взорвались тучи, горизонт ослеп,

Я слушал город, как Ромео – склеп.

И мир погиб, и заново был создан.

Ударил в ноздри голубой озон,

Замкнул окружность близкий горизонт,

И хлынул дождь – явление природы.

Уселась на подушку стрекоза,

И уползла мохнатая гроза

Пугать за город стройки и заводы.

Май соловьями изумлял,

И тополя покрылись пухом.

Под звездами светло и сухо, —

Спи, я люблю тебя, земля.

Люблю покои твоих лесов,

Свободу песни и ночлега.

Я так похож на человека,

Когда мне не хватает слов.

Я так похож на человека:

Работа, женщина, друзья…

Спи, я люблю тебя, земля,

С рожденья до скончанья века.

Одна вода. И больше ничего.

Весной ручьем, а осенью дождями.

Но снег пошел. И, кажется, годами

Мы ждали возвращения его.

Вот так и ты приходишь всякий раз,

Поэзия, любимица, надежда.

Всего на миг приподымаешь вежды,

Запоминая каждого из нас.

Где даль зеленая на ощупь

И реки твердые на слух,

Где, не притронувшись к веслу,

Гребец на ветер встречный ропщет,

Мы выйдем из дому как раз

К раздаче свадебных обедов

И будем праздновать победу,

И будет молод всяк из нас.

Мы восхитимся простотой,

С которой нам вину предъявят,

И каждый в кулаке раздавит

Сосуд стеклянный и пустой.

И боль из пальцев потечет,

И кровь по коже заструится,

И долго будет песня длиться,

И кто-то вспомнит и прочтет…

Пускай не наши имена

На полированном базальте.

Вот пьедестал. Кто смел – влезайте!

Давно ждет гения страна.

Молчит пластмассовая сволочь

На полированном столе,

И за спиною встала полночь

С печатью скорби на челе.

Как до расстрела, до рассвета,

Не больше часа длится год.

Кто ведал, что дорога в лето

В печальный город приведет?

Семь цифр, набранных на диске,

И двухминутный разговор…

Отсюда до вокзала близко,

Но страшно выходить во двор.

Поезда, поезда —

Укрощенные черти земли.

Вы зачем, поезда,

В круглый город меня привезли?

Здесь чужая звезда,

И больное обидой жилье,

И дожди, словно режут живьем.

Опоздал.

Все живые уйдут,

Оставляя детей и стихи.

Гордецы на беду

Замолить не успели грехи.

Правда, грех не велик —

Не умели просить и прощать.

Прячу тело под кожу плаща,

Украдут.

Укажи наугад —