И поклонилась старшая сосна.
И мы вошли (в пушистой тишине Жестокие двуногие деревья)
Туда, где воздух голубой и древний,
И пылкий шепот света и теней.
За нами звери окружали дом.
Над нами птицы сторожили небо,
Мы гнули ветви, и ломали стебли,
И топали по лесу напролом.
Потом спешили в сумрачный уют,
За ужином пьянели с полстакана,
Ложились спать и засыпали рано, —
Счастливым тоже петухи поют.
Купают кони облако в реке —
Обычные для ночи небылицы.
Родных людей улыбчивые лица
И майский жук, зажатый в кулаке.
Там, в далекой стороне,
Где растут большие ели,
Где мы жить с тобой умели
Наяву, а не во сне,
Там негромкая река,
Напевая о свободе,
Лодку медленно уводит
Сквозь леса и сквозь века.
Будет страшно – ну и пусть.
Есть куда от страха деться —
В наше лето, в наше детство,
В нашу солнечную грусть.
Как над батюшкой Доном
Злое небо бездонно,
Там средь зноя и звона
Черный ворон летит.
Машет, машет крылами,
Ходит, ходит кругами…
Командир наш изранен,
Комиссар наш убит.
Эх, веселые хлопцы,
Как за счастье бороться?
Пусть лицом повернется
К нам злодейка-судьба.
То-то выхвачу шашку,
Рубану, да с оттяжкой,
Рухнет девка в ромашки,
И начнется пальба.
Погуляем на славу
За холопью державу.
Позади Дон кровавый,
Впереди степь в огне.
Стоном стонут станицы,
Наземь падают птицы,
Век прикладом стучится
Прямо в хату ко мне.
Нам бы веру святую,
Нам бы силу литую,
Нам бы песню такую,
Чтобы смерти под стать.
Жаль, что копи устали,
Жаль, рассвет, что проспали,
Жаль, друзей постреляли
И врагов не достать.
А над батюшкой Доном
Злое небо бездонно.
Из бойцов эскадрона
Каждый третий в седле.
И качаются пики,
И нахмурены лики…
Помоги, Дон великий,
Стыд и боль одолеть.
Дом – четыре стены, крыша над головой,
Дом – четыре стены, крыша над головой,
Окна видят и Запад, и Юг, и Восток.
В километре – лесок с кабаном и совой,
Неширокая речка да чистый песок.
Вертолетное небо – жестокая власть,
Израсходую годы, рубли и талант.
Становясь поудобнее, чтоб не упасть.
Проклиная погоду, качнулся Атлант.
Тени предков считают долги за спиной,
Как вино, по бумаге течет акварель,
Умирают стихи, остается со мной
Украинская речь и туркменский апрель.
Пусть я родом саксонец, кудрями – поляк,
А ночами скачу в Запорожскую Сечь, —
Но московский трамвай, и донские поля
В настоящем сумеют меня уберечь.
Пусть Китаю не сын, Аргентине не брат,
Не внучатый племянник английской земле, —
Я дышу на планете и тем виноват.
Что дожди с каждым годом становятся злей.
И в бетонной коробке – девятый этаж —
Я сижу, уронив на колени лицо, —
Незадачливый Путник, неопытный Страж.
Закричать бы, да сердце налито свинцом!
Рвется кашель из глотки, а из-под пера —
Равнодушные буквы, ленивая боль.
Мне бы только сегодня дожить до утра,
Мне б добиться рассвета ценою любой.
Солнце встанет над миром, блеснет Океан,
И леса прошумят вдоль широких дорог,
И тогда я улягусь на старый диван
И скажу вам: "Дерзайте. Я сделал, что мог".
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу