Не свое время

Смысл твоих бормотаний в тиши,

Повторяющих слышимый в шири

Голос каждой бездомной души,

Не имевшей пристанища в мире.

1998

***

Давным-давно исчезла ты,

Я не узнал ни у кого,

Куда вели тебя цветы

По лугу сердца твоего,

Где ты растаяла во мгле

Июньских роз, июльских гроз,

Что ты искала на земле,

Юдоли горестей и слез.

Но весь бесстрашный облик твой,

Твои глаза, разлет бровей,

Навек останется со мной,

Он все живет в душе моей.

Он все живет в моей душе,

Как отблеск солнца на воде,

Хоть не вернуть тебя уже

И не найти тебя нигде,

До той поры, покуда сам,

Пути не зная своего,

Я не пройду вослед пескам

Пустыню сердца моего.

1998

***

Все покинуло, даже Муза

Не поет мне в земной ночи.

Стал я жизни своей – обуза,

Изжила меня жизнь почти.

Скоро эти ошметья в яму

Свалит кто-нибудь где-нибудь.

Что ж себе вопреки – упрямо

Я еще продолжаю путь,

Что ж бреду я во тьме без звука,

Без движения, без огня,

Если мука, одна лишь мука –

Каждый новый шаг – для меня.

2001

***

Жизнь утекает водой из горсти,

Но не хочу я пить.

И лень мне ладонь к губам поднести,

Чтоб вкус ее ощутить.

Я просто смотрю, как течет она,

Смотрю, как течет она,

То насквозь прозрачна, а то мутна,

То прозрачна, то вновь мутна.

Смотрю, как подрагивает рука,

Как сбегают капли с нее,

Как бесконечная принимает река

Конечное мое бытие.

2001

***

Мир подъемлет лицо на рассвет

Сквозь сырую январскую стужу.

Хорошо, что меня уже нет,

Хорошо, что и мир мне не нужен.

Это ж снова пришлось бы вставать,

Находить для него оправданья.

Это ж снова пришлось бы дрожать

На гнилых сквозняках мирозданья.

Сколько ж можно, друг друга любя,

Безнадежно друг друга калечить?

Мы теперь – каждый сам для себя –

И обоим от этого легче.

Я впервые свободен от всех

И забот его, и треволнений.

Пусть же вьется подтаявший снег

У лица его и у коленей.

Пусть роняет свою канитель

На мосты, на пустые перроны,

На ресницы его, на шинель,

На ремни, кобуру и погоны.

2001

***

Вот и последние – два! – облетели –

Ржавые листья на смерзшийся наст.

Видно далеко сквозь редкие ели,

Сквозь перелесок – но видно не нас.

Зябкие тени сгущаются в стыни,

Зябкой поземкой колдует зима.

Где затерялись мы в этой пустыне

Легкой бесплодной игрою ума?

Губы протянешь, но губы не встретишь.

Плачу, любимая, плачу о том,

Что одинокой тоски не излечишь,

Не отогреешь сырым сквозняком.

От полосы Кордильер до Тибета

Грохот пространства, ревущая даль,

Горькие всхлипы любви не отпетой,

Сердце-разлука и сердце-печаль.

Кто их услышит, и кто им поможет,

Где их приют на бездомной земле!

Кровоточащий ободранной кожей

Сизый закат пламенеет во мгле.

Скоро и он упадет, обессилев,

Ржавой щетиной на смерзшийся наст,

Скоро и он затеряется в сини,

В снежной пустыне, не помнящей нас.

Скоро беззвездная тьма заклубится,

Скоро весь мир погрузится во тьму.

И ничему для нас больше не сбыться,

Не возродиться уже ничему.

И ничего не останется в мире,

И не останется с ним никого,

Кроме скользящих в заснеженной шири

Легких бесплотных видений его.

2001

***

Жизнь меня на ходу подменила,

Ничего мне о том не сказав,

И оставила, и позабыла,

Не взглянув на прощанье в глаза.

День январский пронизывал ветер,

Было небо над ним, как свинец.

И никто ничего не заметил –

Ни друзья, ни жена, ни отец.

Я подмену и сам обнаружил

Оттого лишь, что разом и вдруг

Ощутил, как глубоко не нужно

Стало все, что я вижу вокруг.

Что манившие радости – дики,

Что желания прежние – ложь,

Что отныне ни мысли великой,

Ни порыва в себе не найдешь.

И с тех пор кое-как прозябаю,

О потере тоску залечив,

И былого себя забываю,

И порой удается почти.

Но нет-нет, а как проблеск из чащи,

Словно яркая вспышка огня:

Где он там, как он там – настоящий,

Тот, который покинул меня?

2001

***

Не оттого, что сказать больше нечего,

Не оттого, что признаний моих

Некому слушать ни утром, ни вечером,

Я замолчал, затаился, затих.

А для того, чтобы в новых подробностях

Песен о мире, ушедшем на слом,

Он не исчез, как в нахлынувших горестях

Воспоминанье о горе былом.

Не затерялся бы в колющей замети

Слов, обращенных к себе же самим.

Пусть он еще поживет в моей памяти,