Наум Коржавин - На скосе века

Что стране этой горной,
Как и чем нас ломало,
Раз мы сжали ей горло,
Оседлав перевалы?..

Хуже!.. Снег на высотах.
Мы торчим в оцепленье.
Иль, вися в вертолётах,
Льём огонь на селенье.

Бабы тычутся слепо.
Дым ползёт по ухабам.
Мы сидим среди неба
И стреляем по бабам.

И от пиков до кочек,
От скалы до ущелья —
Знать никто здесь не хочет,
Кто мы есть в самом деле.

Всё таится опасно,
Всё к стволам прикипело.
Всё нас видеть согласно
Лишь сквозь прорезь прицела.
Хоть мы всё-таки ропщем,
Хоть за горло мы взяты,
Хоть, подумать — мы, в общем,
Неплохие ребята.

Хоть!.. Но это пустое.
Разве речь о прощенье?
Мы, как смерть, — за чертою, —
Вне Добра и общенья.

Мальчик, школьник вчерашний,
На чужом солнцепёке.
И подумать мне страшно,
Как мы здесь одиноки.

Школа… Шалости… Шутки…
После — девичьи письма.
И подумать мне жутко,
Как мы здесь ненавистны.

Дома матери дышат
Нами… Ждут, вспоминая…
И девчонки нам пишут,
Даже где мы, не зная.

Подвели мы их круто
Всех… И всем досадили.
Не прошли в институты —
В палачи угодили.
И спасенья — не будет.
В тыл рванёшься — засудят.
В плен — и там не полюбят,
Руки-ноги отрубят.

Мы вне чести и славы.
Дай, товарищ, мне руку.
Нашим делом неправым
Мы прижаты друг к другу.

Все — враги нашей силе.
Все — хотят нашей крови.
И уже мы забыли,
Кто здесь прав, кто виновен.

И всё злей наши лица,
Жжёт отчаянность злая,
И весь мир нас боится,
Нам Добра не желая.

И себя нам всё жальче.
И одна есть дорога:
Глубже в лес… И всё дальше
От людей и от Бога.

Глубже в лес — и под иглы
Взглядов — жгучих и жёстких.

Ах, глобальные игры! —
Допинг старцев кремлёвских.

Допинг!.. Чувства линяют.
Глохнет всё, кроме власти.
И порой заменяют
Игры ею — все страсти.

Шутка ль! — Все они в силах.
Мир смолкает, робея…
И в их старческих жилах
Кровь кружится быстрее.

Рвутся в бой, хоть и седы,
Словно в день свой вчерашний.
Юность длят… И за это
Платят юностью нашей.

Нашей кровью и болью,
Нашим духом и телом.
И, наверно, судьбою
Нашей Родины в целом.

Мир доведен до края.
Он молчит… А взовьётся —
Что мы здесь вытворяем —
Всё на ней отзовётся.

Всё на ней!.. Безусловно!..
Чем поздней, тем страшнее…

…И, выходит, виновны,
Мы ещё и пред нею.

Всем во вред мы, похоже.
Как мы узел разрубим?
Мы ж не выродки всё же.
Мы ведь родину любим.

Воле старцев послушны,
Возражать избегая,
Не с того ль мы им служим,
Что мы ей присягали?

Не с того ль они сила,
Что себе мы невнятны?..
Ах, Россия, Россия, —
Прорубь… Голубь плакатный.

Где ж вы, голуби?.. Нет их.
Даже помнить нелепо.
Есть венец пятилеток —
Огнемёт среди неба.

Шли в навоз поколенья,
Мор и холод терпели,
Чтоб мы так над селеньем
Без опаски висели.

За бронёй… И висим мы.
И стреляем, как пашем.
И почти что не мнима
Безнаказанность наша.

Да, почти что… Но — мнима.
С каждым днём она тает.
Пули бьют чаще мимо.
Но порой — попадают.

Чаще лишь задевают,
Ослабев напоследок.
Но порой пробивают
И броню пятилеток.

И в махине железной
Занимается пламя,
И мы рушимся в бездну,
Подожжённую нами.

И всё видится шире.
Дым глаза застилает.
И никто в целом мире
Нам спастись не желает.

И неправда прямая
(А куда ж нам податься?)
Всё сильней прижимает
Нас друг к другу и к старцам.

Кто поймёт нас? — Всю эту
Заколдованность круга.
Никого у нас нету —
Мы одни друг у друга.

Пьём за дружбу, ребята!
Мы друг к другу прижаты.
Мы друг к другу прижаты
И кругом виноваты.

Мы! — твержу самовольно,
Приобщаясь к погостам.
От стыда и от боли
Не спасёт меня Бостон,

Где в бегах я. Где тоже
Безвоздушно пространство.
Где я гибну… Но всё же
Не от пули афганской.