Наум Коржавин - На скосе века

Уютный дом, а за стеною вьюга,
И от неё
    слышнее тишина…
Три дня не видно дорогого друга.
Два дня столица слухами полна.
И вдруг зовут…
        В передней — пахнет стужей.
И он стоит,
     в пушистый снег одет…
— Зачем вы здесь?
       Входите же…
            Бестужев!.. —
И будто бы ждала —
          «Прощай, Анет!..»
Ты только вскрикнешь,
            боль прервёт дыханье,
Повиснешь на руках,
          и — миг — туман…
И всё прошло…
        А руки — руки няни…
И в доме тишь,
       а за окном — буран.
Над всем висит
       и властвует беда.
Ушёл прямой,
       уверенный,
            любимый,
И ничему не сбыться никогда.
И потекут часы
       тяжёлых буден…
Как страшно знать, что это был конец.
При имени его,
       весёлом, —
             будет
Креститься мать
         и хмуриться отец.
И окружат тебя другие люди,
Пусть часто неплохие —
           что с того?
Такой свободы
       строгой
            в них не будет,
Весёлого
     не будет ничего.
Их будет жалко,
         но потом уныло
Тебе самой
      наедине с судьбой.
Их той
   тяжёлой силой
          придавило,
С которой он вступал
           как равный в бой.
И будет шёпот
        в мягких волнах вальса.
Но где ж тот шёпот,
          чтобы заглушил
«Прощай, Анет!..»
         и холод,
            что остался,
Ворвавшись в дверь,
          когда он уходил…
Ты только через многие недели
Узнаешь приговор…
          И станешь ты
В снах светлых видеть:
            дальние метели,
Морозный воздух,
         ясность широты.
В кибитках,
      шестернёю запряжённых,
Мимо родных
       заснеженных дубрав
Вот в эти сны
       ко многим
            едут жёны…
Они — вольны.
        Любимым — нету прав,
Но ты — жива,
       и ты живёшь невольно.
Руки попросит милый граф-корнет.
Что ж! Сносный брак.
          Отец и мать —
                  довольны.
И всё равно:
       «Прощай!..
            Прощай, Анет…»
И будет жизнь.
       И будет всё как надо:
Довольство,
      блеск,
        круженье при дворе…
Но будет сниться:
        снежная прохлада…
Просторный воздух…
          сосны в серебре.

Вновь, как в детстве,
          с утра и на ноги.
Может, снова
       пройдёшь ты мимо.
Снова двойками по механике
Отмечаются встречи с любимой.
Вновь мечтанья
        детские самые.
Хоть изжить, что прожил, —
             невозможно,
Хоть давно близоруки глаза мои
И надежды мои —
         осторожны.

Мне без тебя так трудно жить,
А ты — ты дразнишь и тревожишь.
Ты мне не можешь заменить
Весь мир…
      А кажется, что можешь.
Есть в мире у меня своё:
Дела, успехи и напасти.
Мне лишь тебя недостаёт
Для полного людского счастья.
Мне без тебя так трудно жить:
Всё — неуютно, всё — тревожит…
Ты мир не можешь заменить.
Но ведь и он тебя — не может.

За последнею точкой,
За гранью последнего дня
Все хорошие строчки
Останутся жить без меня.

В них я к людям приду
Рассказать про любовь и мечты,
Про огонь и беду
И про жизнь средь огня и беды.

В книжном шкафе резном
Будет свет мой — живуч и глубок,
Обожжённый огнём
И оставшийся нежным цветок.

Пусть для этого света
Я шёл среди моря огня,
Пусть мне важно всё это,
Но это не всё для меня!

Мне важны и стихии,
И слава на все голоса,
И твои дорогие,
Несущие радость глаза.

Чтобы в бурю и ветер
И в жизнь среди моря огня
Знать, что дом есть на свете,
Где угол, пустой без меня.

И что если судьбою
Подкошенный, сгину во рву,
Всё ж внезапною болью
В глазах у тебя оживу.

Не гранитною гранью,
Не строчками в сердце звеня:
Просто вдруг недостанет
Живущего рядом — меня.

Вот говорят: любовь — мечты и розы,
И жизни цвет, и трели соловья.
Моя любовь была сугубой прозой,
Бедней, чем остальная жизнь моя.