Ал Коперник - Каин Л. Избранные стихотворения. 2012

Только две.

Стены, купола и башни,

Труб разрозненных дымы —

Всё набросано мазками,

Очень грубыми руками.

Так и мы.

Бомбы падали — спереди, сзади,

Окружали, мешали дышать.

Дом трещал и молил о пощаде,

Дом совсем не хотел умирать.

Управляя небесным штурвалом,

Шёл пират по кровавой кривой.

И окно, где ты раньше бывала,

Поражало своей пустотой.

Воздух ожил и сбросил оковы…

Разрывались глаза, провода…

Город выстроят, выстроят снова,

Залатают прорывы. Тогда

Станет город иным, незнакомым;

Но всегда будет передо мной

На стене недобитого дома

Бесконечно пустое окно.

Жара большая. И холод — тоже.

Я в них, а так же среди степей;

Я очень сложен, я очень сложен,

Я очень сложная вещь в тебе.

Ты тратишь время на самоломку,

И в самоволку душой бежишь,

Чтоб всё сцепить словно звенья, скомкать

И вырвать вмиг из законных ниш,

Отправить веру в утилизатор,

Сказать: «не буду!», сказать: «уйди!».

Поспать, подумать, слепить гранату,

Щипцы найти для тепла в груди.

Сметая всё, даже то, что надо,

Ты мне приказываешь: «Стоять!»

Ты смотришь чёрным как дуло взглядом

Куда-то внутрь меня, а я

Из черной ткани и белой кожи,

Весь в лентах связок и кумачей,

Я очень сложен, я очень сложен,

Я очень сложен из кирпичей.

Женщина говорила

Множеством аллегорий,

Про великое счастье и про ничтожное горе,

И звучали из тонкого звона её, кололи

Маркес, Лорка, Туве Янссон и Джованьоли.

Отмечая несбыточность и несложимость фактов,

На балкон выходила, непостижимо как-то,

И садясь на краю, на самом краю балкона,

Удивлённо смотрела — как будто была законной

Или, может, упрямо верной его женою —

Человека из прошлого, ставшего мне стеною

Из гнилой черепицы: «Ты для него — опора.

Для него — и меня, но с другой стороны монитора».

И дождями молчанья, и серебром зеркал,

Застывая в лесу с крыльями из асбеста,

Я так молча стоял, и стоя молчал, молчал,

Будто эта чужая жена стала мне невестой,

Становясь дымком, беззаботней цыганских снов,

Неподвижней Снусмумрика в чаще с губной гармошкой,

Я дышал, вдыхая воздух в её ладошку.

Я дышал, вдыхая воздух в её окно.

Промерзший верньер поддается не так легко —

У старого «ЗИЛа» полегче вертеть баранку.

Сквозь шум и откуда-то там, далеко-далеко,

Вечерний эфир передаёт морзянку.

Реклама вся, музыка, новости — не поменять

Канала, всё то же, но только в других частотах:

Три точки… щелчок…

три тире… (щелчок…

три точки… щелчок…) —

и опять.

Помочь умоляет кто-то.

Я жду передачи точных координат,

Костяшки грызу, весь на нервах; но я не нужен.

Хоть просят о помощи — помощи не хотят.

А может, не верят в помощь в такую стужу.

Все вымерзло в мире, спряталось по углам,

В ячеечках офисов, змеях дорожных пробок.

Сигнал отражен — никого не пускают к нам

Вовнутрь свинцовых коробок.

Ничто и никто не поможет

В ночи мотыльку у окна.

Когда неудобная кожа

Становится слишком тесна,

Внутри к милосердью взывает

Познанье, бельмом на глазу;

Так, ногти и пальцы ломая,

Безумно к свободе ползут.

Так ищут слова (не находят),

Так верят в слова (а их нет).

Оно так стремится к свободе,

Оно так стремится вовне —

Скрипит позвоночник-пружина

И весь механизм заводной.

Кто в силах достигнуть вершины —

Тот снизу выходит на дно.

Давясь дымом, горьким и острым,

Познанье бодрей и бодрей:

Едва ощутив свежий воздух,

Оно достигает дверей.

Вот так, на корабль, сразу с бала,

Из дыма — в бетонный содом,

Дубовые двери подвала

Познанье выносит плечом,

Идет без разбору куда-то,

Находит бесформенный ряд,

Где люди, подобно ягнятам,

Покорно, бездвижно молчат.

Уже после трех остановок

Так страшно спускаться в метро.

Оно просыпается снова.

Перед лицом — ведро.

Стоят самолеты, молчат пароходы,

повсюду туман и мгла.

Сегодня случилась плохая погода,