Андрей Вознесенский: Выпусти птицу!

И парочкой на излете
ночном
кричали Тристан и Изольда,
обнявшись, как сендвич с мечом.

Поэты – не куропатки.
Но если раздеть догола,
обломок ножа под лопаткой
сверкнет, как обломок крыла.

А наши не крылья – зонтики
          стекают в углу, как китч.
Смакует мой гость: «Экзотика!
          Отличнейшая дичь!»

Ухо
а ля Ван-Гог. . . . . 150 000 крон
фаршированный вагон
всмятку. . . . . 1000 персон
пятка
съеденного Рокфеллера мл. (Новая Гвинея). . . 10 000 000 000
неочищенная фея. . . . . на 2 персоны
цветочная корзинка Сены
с ручкою моста. . . . . 2 франка
Ирисы. . . . . 2 франка
полисмены в фенах
сидящие, как Озирисы. . . . .
Дебре семилетней выдержки. . . . .
роман без выдержки и урезки. . . . .
Р. Фиш (по-турецки). . . . . 5000 экз.
шиш с маслом. . . . . 450 000
хлеб с маслом. . . . .
блеф с Марсом. . . . . 1 000 000 000 000 000

«Мне нравится тот гарсон
в засахаренных джинсах с бисером»

Записываем:
«1 фиат на 150 000 персон,
3 фиата на 1 персону
Иона. . . . . 2 миллиона лет
сласти власти. . . . . 30 монет
разблюдовка в стиле Людовика
винегрет. . . . . нет
конфеты „Пламенный привет“. . . . . нет
вокальный квинтет. . . . . нет

Голодуха, брат, голодуха
особо в области духа! –

а вместо третьего
мост Александра III. . . . . 188?»

Голодуха, брат, голодуха
от славы, тоски, сластей,
чем больше пропустишь в брюхо,
тем в животе пустей!

Мы – как пустотелые бюсты,
с улыбочкою без дна,
глотаешь, а в сердце пусто –
бездна!

«Рубаем (испанск.), Андрюха!»
Ешь, неизвестно что,
голодуха, брат, голодуха!
Есть только растущий счет.

А бледный гарсон за подносом
летел, не касаясь земли,
как будто схватясь за подножку,
когда поезда отошли…

Ах, кто это нам подмаргивает
          из пищ?
Мой собеседник помалкивает –
          отличнейшая дичь!

В углу драматург глотает
противозачаточные таблетки.
Завтра его обсуждают.
Как бы чего не вышло!..

На нем пиджачок, как мякиш –
       что смертному не достичь.
Отличная дичь – знай наших!
Послушаем, что за спич?

На художнике надпись «сука»,
у собаки кличка «Наука»,
«Правдолюбец» на самодержце.
Ты куда, «Аллея Надежды»?
И зачем посредине забора
изреченье: «Убей ухажора»?
На Луне – «Дж. Армстронг, с любовью»
и «Прогресс» на Средневековье

И, уверовав в слов тождественность
в одиночнейшем из столетий,
кто-то обнял доску, как женщину.
Но это надпись на туалете.

И зачем написано «Лошадь»
на мучительной образине,
в чьих смычковых ногах заложена
одна сотая автомашины?

Но самая вера злющая –
что было бы революцией
название «Революция»
написано на революции!
И, плюнув на зонт и дождик,
       в нелепейший из дождищ
уходят под дула художники –
          отличнейшая дичь!

Прощайте, Семен Исаакович.
Фьюить!
Уже ни стихом, ни сагою
оттуда не возвратить.

Почетные караулы
у входа в нездешний гул
ждут очереди понуро,
в глазах у них: «Караул!»

Пьерошка в одежде елечной,
в ненастиях уцелев,
серебрянейший, как перышко,
просиживал в ЦДЛ.

Один, как всегда, без дела,
на деле же – весь из мук,
почти что уже без тела
мучительнейший звук.

Нам виделось кватроченто,
и как он, искусник, смел…
А было – кровотеченье
из горла, когда он пел!

Маэстро великолепный,
а для толпы – фигляр…
Невыплаканная флейта
в красный легла футляр.

Нападающего выкрали!
Тени плоские, как выкройки.
Мчится по ночной Москве
тело славное в мешке.

До свидания, соколики!
В мешковине, далека,
золотой своей «наколочкой»
удаляется Москва…