Эмили Дикинсон - Стихотворения

По многочисленным письмам Эмили Дикинсон разбросаны крупицы сведений о ее родителях, из которых составляется их «мозаичный» двойной портрет: отец прорисован четко, а мать изображена на заднем плане в расплывчатых тонах.

Эдвард Дикинсон был уважаемым в городе юристом, казначеем Амхерстского колледжа, избирался членом законодательного собрания штата и однажды даже был избран членом Конгресса и заседал в Вашингтоне. В его адвокатской конторе студенты-юристы проходили учебную практику.

Когда Эмили была ребенком, отец, отправляясь в дальние деловые поездки, обычно брал ее с собой, заботясь о ее здоровье. «Я была тогда чахоточной» [133], - вспоминала она. До пятнадцати лет Эмили не умела определять время по часам. Отец думал, что научил ее, но она не поняла и боялась сказать, что не поняла, а кого-нибудь попросить объяснить тоже боялась, чтобы отец не узнал. Вот как она писала о своей семье в письмах к Т.У. Хиггин-сону: «У меня есть брат и сестра. Моя мать не ценит мысль, а отец слишком занят своими бумагами, чтобы замечать, что мы делаем. Он покупает мне много книг, но просит меня не читать их — так как боится, что они потрясут мой разум. Все они религиозны — в отличие от меня — и каждое утро обращаются к Затмению, которое называют “Отче наш”» [134]. «Мой отец читает только по воскресеньям — он читает одинокие и суровые книги» [135]. «Отец вечно беспокоится — он говорит, что Смерть может прийти в любую минуту. У него есть шаблоны для всего на свете — только для меня нет (…)» [136].

Часто отец казался ей «старым и чудным иностранцем». «Иногда я скажу что-нибудь, а он уставится на меня в каком-то странном замешательстве, как будто я его напугала, хотя я не сказала ничего, что не сказали бы другие, — рассказывала Эмили в одном из писем. — Изредка, когда он забывает, что он адвокат, и на секунду снова превращается в человека, он говорит, что его жизнь прошла в пустыне или на острове… Так оно, наверное, и есть, потому утром я слышу его голос, и мне кажется, что он доносится откуда-то совсем издалека и в нем слышатся морские тона и шум ветра, и он напоминает о таких далеких местах, как остров Хуан Фернандес» [137].

В 1870 г. Т.У. Хиггинсон посетил Эмили Дикинсон. Вот что он писал жене из Амхерста о ее доме и семье по горячим следам: «Большой дом провинциального адвоката, из коричневого кирпича, с высокими деревьями и садом…», «Дом, в котором каждый член семьи живет сам по себе…», «Мне кажется, ее отец не строг, но отдален от детей. Он не хотел, чтобы они читали что-нибудь, кроме Библии…», «Она печет весь хлеб в доме, так как отец признает только ее хлеб» [138].

При всей внешней пуританской суровости Эдвард Дикинсон не был лишен воображения и тщательно скрываемой восторженности. Когда в 1853 г. открылась железная дорога, связавшая Амхерст с другими городами Новой Англии, Эдвард Дикинсон возглавил шествие пассажиров, приехавших первым поездом из Нью-Лондона. «Он маршировал по городу во главе колонны нью-лондонцев, как какой-нибудь римский генерал» [139], - писала Эмили брату. Кстати, эта железная дорога была построена по инициативе и при активном участии Эдварда Дикинсона. И еще один случай, связанный с отцом поэтессы, долго помнился в Амхерсте. Однажды летней ночью горожане были разбужены колокольным звоном. Полуодетые, повыскакивали из домов — думали, пожар. Оказалось, это почтенный Эдвард Дикинсон взобрался на колокольню Первой конгрегациональной церкви и всполошил набатом город, чтобы его жители могли полюбоваться очень редким для тех широт природным явлением — северным сиянием.

Эмили любила отца. В 1871 г. она писала в письме двоюродным сестрам: «Отец был очень болен. Я боялась, что он умрет, и видеть по целым дням его одинокое лицо было тяжелее, чем переносить собственное страдание» [140]. Когда в 1874 г. он умер, она написала о нем: «У него было чистое и ужасное сердце, и я думаю, другого такого не существует» [141]. И еще: «После смерти отца все священное так укрупнилось — а когда-то было смутным» [142].

Чувства, которые Эмили питала к матери, не были столь четко выражены. Ее мать, Эмили Норкросс Дикинсон, не отличалась какими-либо запоминающимися качествами и почти не повлияла на формирование личности будущей поэтессы. «У меня никогда не было матери. Я считаю, мать — это та, к кому ты бежишь, когда что-то случается с тобой» [143], - признавалась поэтесса Т.У. Хиггинсону при первой их встрече в 1870 г. Пятнадцатью годами раньше она писала Элизабет Холланд: «Мы с Винни… ведем отцовский дом, а мать либо лежит на диване, либо сидит в своем кресле. Я не знаю, чем она болеет» [144]. Любопытно еще одно признание, сделанное в письме тому же адресату: «Я хотела поблагодарить Вас за Вашу доброту к Винни. У нее нет отца с матерью — одна я, и у меня нет родителей — только она» [145]. Это писалось, когда оба родителя Эмили Дикинсон еще были живы. Дочерние чувства у Эмили проснулись после того, как мать серьезно заболела — в июле 1875 г. ее разбил паралич. «Когда отец был жив, я оставалась с ним, потому что ему бы меня не хватало. Теперь мать беспомощна — еще более святая обязанность» [146]. В 1882 г. мать Эмили Дикинсон скончалась. «Дорогая мать, которая не могла ходить, улетела » [147].