«Пока есть Шекспир, литература стоит прочно» [155], - писала она в 1871 г. Еще учась в Амхерстской академии, Эмили организовала среди учениц Шекспировское общество, в которое были приглашены и мальчики. На первом заседании общества должно было состояться чтение «Бури». Но явившийся на заседание преподаватель литературы попросил присутствующих вычеркнуть в своих экземплярах пьесы сомнительные с его точки зрения места. Эмили, естественно, взбунтовалась — какое мы имеем право редактировать Шекспира! На этом Шекспировское общество прекратило свое существование. Когда у Эмили Дикинсон заболели глаза, врач запретил ей чтение. После длительного перерыва она снова читала Шекспира и думала, зачем нужны другие книги? В 1878 г. она писала Т.У. Хиггинсону, совершившему паломничество в Европу: «Видеть Стратфорд-он-Эйвоне — и дрезденскую Мадонну — это почти как побывать в Раю» [156].
С Библией отношения у Эмили складывались не просто, потому что читать эту книгу ее в детстве заставляли. Но уже в отрочестве она находила ее «занятной». С возникновением у будущей поэтессы жгучего интереса к вопросам смерти и бессмертия она начала искать в Библии ответы на свои вопросы. Найденные там ответы не всегда удовлетворяли ее, и тогда она писала стихи, пытаясь дать собственный ответ или, по крайней мере, правильно сформулировать вопрос. Словом, Библия была для Эмили Дикинсон «рабочей книгой», как, скажем, для инженеров был когда-то такой книгой справочник Хютте.
К книгам Эмили пристрастилась с детства. Главными «поставщиками» запретного чтения были студенты отца и брат Остин. Однажды брат принес в дом повесть Г.У. Лонгфелло «Каванаг», спрятал книгу под чехол рояля и дал знать Эмили — они читали ее по очереди. Отец наконец обнаружил книгу и выразил неудовольствие. Несколько раньше этого случая один его студент был удивлен, что они не слышали о Лидии Марии Чайлд, писательнице, боровшейся против рабства, и начал приносить им ее книги и прятать их в кустах около дома. Они тогда были еще детьми… После первой книги Эмили подумала в восторге: «Вот это книга! И сколько их еще!» [157].
Начав писать стихи (это случилось, когда ей исполнилось двадцать лет), Эмили Дикинсон стала особенно остро интересоваться английскими писательницами и поэтессами, чья известность перешагнула за пределы их родного острова. Ее кумирами стали Элизабет Баррет Браунинг (а заодно и ее муж, Роберт Браунинг, на которого, вероятно, излилась часть благодати его жены), Эмили и Шарлотта Бронте и Джордж Элиот. Конечно, она читала и Эмерсона, и Торо, и Готорна, которых читали все мало-мальски интеллигентные люди в Новой Англии, и их влияние, особенно Эмерсона, на ее творчество очевидно. Но сердце ее навсегда было отдано этим англичанкам. Автора романа «Грозовый перевал» и изданных посмертно стихов она называла «Великая Эмили Бронте» [158]. Когда в 1883 г. в Бостоне вышла биография Эмили Бронте, написанная Мэри Ф. Робинсон, Эмили Дикинсон, прочитав ее, заключила: «Не было более электризующей книги со времени “Джейн Эйр”» [159]. Надо полагать, «наэлектризовало» поэтессу не столько искусство биографа, сколько сама краткая и горестная жизнь ее знаменитой тезки.
А вот что она писала о Джордж Элиот: «Что я думаю о “Миддлмарче”? Что я думаю о славе — за исключением того, что немного есть примеров, когда “смертный сей уже облекся в бессмертие”. Джордж Элиот — один из таких примеров» [160]. Но чаще всего, после Шекспира и Библии, Эмили Дикинсон обращалась к творчеству супругов Браунингов, цитируя в письмах их поэмы и стихотворения. Когда друг ее семьи Сэмюэл Боулз путешествовал по Европе, Эмили Дикинсон написала ему: «Если там, куда Вы уехали, кто-нибудь заговорит о г-же Браунинг, Вы должны слушать и запоминать для нас — а если будете на ее могиле, дотроньтесь до нее рукой за меня, неизвестную Скорбящую» [161]. Из всех американок, писавших стихи, Эмили Дикинсон выделяла, пожалуй, одну Элен Хант Джексон («Стихи г-жи Хант сильнее, чем что-либо, написанное женщинами после г-жи Браунинг») [162].
Чем объяснить такой интерес к известным поэтессам и писательницам? Вероятно, Эмили Дикинсон с самого начала собственного писания пробовала примерять на себя их судьбу, их известность и искала в их жизни и творчестве черты сходства со своей жизнью, со своими мыслями и чувствами. На их примере она училась быть поэтом, видимо, по молодости лет не ведая, что поэтами рождаются и что именно это и произошло с ней — она родилась поэтом. Правда, если бы она родилась в другое время и в другой культурной среде и читала бы другие книги, она была бы другим поэтом. Почва, на которой вырастает поэт, готовится до его рождения. И почва эта — не столько литература, сколько культура, включающая и быт, и религию.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу