Михаил Цетлин (Амари) - Цельное чувство

От всей души благодарю те души,
Кто музыку услышали мою
(Всё то, что в одиночестве таю),
К стене моей тюрьмы прижавши уши.
Но стоны, затаенные всё глуше,
Что шепотом порою лишь пою, —
Отбросив лиру звучную твою,
Один лишь ты сочувственно подслушал.
Как мне тебя благодарить, скажи?
За то, что ты раздвинул рубежи,
Открыл мне путь в грядущие столетья.
Я полный смысл найду моей души
В том, что по смерти буду вечно петь я:
Слова любви Поэта о Поэте.

«Меж будущим и прошлым нету связи», —
Я молвила внезапно, мысля вслух.
То ангел мой хранитель — светлый дух,
Предстательствующий Творцу, в экстазе,
Как будто говорил, и в этой фразе
Пророчество для нас звучало двух:
Рожденье творчества среди разрух,
Виденье красоты средь безобразья.
И я, пройдя тернистый путь земли,
Узрела, как расцвел мой пыльный посох
Побегами весны в жемчужных росах.
Слова недаром мне на ум пришли.
Мир прошлый потеряв, зато грядущий выйграв,
К роману новому я новый дам эпиграф.

Как я люблю тебя? Всё глубже, шире, выше —
Той глубью, шириной и высотой, что дух
Способен вымерить. Дай перечислить вслух
Все бездны Бытия, что Благодатью дышит.
Пусть пламень с каждым днем спокойнее и тише,
Пусть кажется порой, что внешне он потух,
Люблю я творчески, вне жизненных разрух,
И — сокровенная — любовь всё ярче пышет.
Свободна и чиста, в ней оживает страсть
И вера детская, притупленная горем.
Святой крылатости я снова чую власть.
Я знаю, что с тобой мы вместе переборем
Превратности судьбы, и после смерти я
С тобою высшего достигну Бытия.

Любимый! ты мне приносил цветы
И летом и зимой. Под солнцем, в ливне
Взращенные, они всё неизбывней
Мне душу освежали, как и ты.
Прими ж взамен те тайные мечты,
Что в душу мне запали, пробудив в ней
Побеги нежные, всё неразрывней
Связавшие нас в мире красоты.
Быть может, много лишнего вросло в них
И плевелом, и сорною травой.
Ты выполешь их дланью огневой.
Но цепкий плющ и дикий есть шиповник.
Их может распознать взор верный твой.
Сорвав цветы, не забывай, садовник:
В душе храню я корень их живой.

О сердце царственное, мы с тобой
Так непохожи. Так мы друг для друга
Чужды во всем! И ангел мой и твой
Недоуменья, верно, и испуга
Полны, встречаясь в бездне голубой.
Певец я нищий. Ты ж иного круга,
Гость королев. Тебе дано судьбой
Им петь в часы их празднеств и досуга.
И в сотнях ярких глаз ты будишь грезы.
Мои глаза и в миг, когда в них слезы,
Сияют — всё ж не так ярки! Опять
Зачем со мной ты? На тебе ведь мирро,
Роса на мне, мне холодно и сиро…
И только смерть нас может уравнять.

Уйди! Но я тебя не позабуду,
Я буду жить как бы в тени твоей.
Не запереть мне наглухо дверей
Моей души — в ней замкнутой не буду.
Вот руку подыму на солнце — в ней
Твое пожатье чувствую, как чудо.
Пусть рок разделит нас — с тобой я всюду.
В груди двойное сердце всё больней,
Быстрее бьется. В каждом дне и сне
Моем и ты. Так запах есть в вине
От гроздий, различить в нем можно лозы.
Когда молюсь я Богу о себе,
Твое Он имя слышит в той мольбе,
В моих глазах твои Он видит слезы.

На самой заре времен
Был послан в мир человек,
И что же обрел здесь он
На краткий иль долгий век?
Радость, но в ней, как хлеба
Дрожжи, — отчаянья яд;
Память, посланницу неба;
Безумие, знавшее ад;
Силу без рук для созданья;
Любовь, что длится лишь день;
Ночь — только тень от сиянья,
И жизнь — только ночи тень.

И взяли высшие боги
Немного слез и огня,
Немного пыли с дороги,
С пути проходящего дня;
Песку с полей разрыхленных
И пену волн морских;
И формы душ нерожденных,
И формы тел людских;
И смеясь и плача, сковали
Всей любовью, всем гневом своим,
Со смертью в конце и в начале
И с жизнью над ним и под ним
Для дня, утра и ночи,
С трудом и тяжкой тоской,
Опору живых средоточий,
Священный дух людской.