Константин Ваншенкин - Музыка из окна

Третья серия —
Лаврентий Берия.

Но и тут Генсек —
Главный дровосек.

Нет, не на лесоповале,
Не в суде и не в подвале,
А в кремлевской тишине
Сам с собой наедине.

От порчи тогдашней людской,
От скрытого сглазу
Изгой со своей мелюзгой
Был выселен сразу.

Казенным считалось жилье,—
Не числясь в квартире,
Какие-то люди в нее
Корыта вкатили.

В трехдневный безжалостный срок
Как сняли с работы,
Убрался с семейством сурок
Для новой заботы.

Прошли сквозь бесчисленность бед
Сквозь это горнило,
Где если случался обед,
То лишь без гарнира.

Но в том не оставшись дому,—
Не ведая цели,
Уехали — и потому,
По счастью, не сели.

Огромный невиданный трал,
Он снова и снова
Не только с поверхности брал,
Треща от улова.

Но были прорехи в сети,
Сквозь них понемножку
На этом путинном пути
Теряли рыбешку.

Шипя в глаза и за глаза,
В двух разных бочках брага бродит.
Когда те «против», эти — «за»,
Когда те «за», то эти — «против».

Кокетливые старички,
Которых знает вся округа.
Потрескавшиеся стручки,
Не признающие друг друга.

Вы только заняты собой —
Не общей родины судьбой,
А собственным благополучьем…
Ну, а ее кому поручим?

В Коктебеле на пляже мужском
Разговоры велись без поправок.
А волна добиралась ползком
До беспечно оставленных плавок.

Там Зенкевич, Каверин и Крон,
И Ямпольский, и тот же Иванов
В жизнь смотрели с различных сторон
Со своих деревянных диванов —

Топчанов. А соленая пыль
Не спеша оседала на коже.
Моисеев, Герасимов, Миль,
Разумеется, были там тоже.

Там все было тогда без прикрас,
И я, вроде мальчишек сопливых,
Слушал новый подробный рассказ
Между двух краткосрочных заплывов.

Нынче что там? Наверное, рок,
Что ликует наивно и грубо,
Заглушая давнишний урок —
Будни мудрого голого клуба.

...Я задремывал, и в полусне
Мне сознанье слегка будоража,
Оставалась чуть-чуть в стороне
Дымка близкого женского пляжа.

Прошло всего лишь три десятка лет,
Как бы подобных мигу,
И никаких препятствий больше нет
Печатать эту книгу.

А ведь кому-то в прежнее житье
Стояла костью в горле.
Но отошли гонители ее,
Хулители померли.

А те, что сохранились до сих пор
Из той суровой были,
Про жесткий отзыв свой и приговор
Почти уже забыли.

Грозища стихла,
И, словно вор,
Кот ростом с тигра
Вошел во двор.

Минуя заросль,
В дверях возник.
Так показалось
Всего на миг.

Над гребнем хижин
Скользнула тень…
Как был унижен
Я страхом тем!

У экрана вновь сидим.
Вечереет. Длится лето.
Сигаретный вьется дым.
Погромыхивает где-то.

В телевизоре тот гром —
В Барселоне на футболе —
Или близко, за окном,
В затуманившемся поле?

Непонятно, где гремит,
Угрожая иль со скуки,
Чья трава и чей гранит
Отражают эти звуки.

Словно главные призы,
Ливнем полные и градом,
Две далекие грозы,
Оказавшиеся рядом.

В том пасмурном марте
Не знал среди ночи и дня
О близком инфаркте,
Уже поджидавшем меня.

О подлой засаде,
Ударившей прямо в упор.
О первой досаде,
Оставшейся, будто укор.

…Все глухо и сонно,
Пока пребывает в тиши
Сейсмичная зона
Всегда напряженной души.

Как будто выполняя уговор,
К тебе приехав, пил тогда за здравие
Твоих людей, долин твоих и гор,
Запавшая нам в душу Югославия.

Моя любовь и радость, и вина,
И сбывшиеся добрые пророчества.
…Мальчишеские женщин имена.
Фамилии, похожие на отчества.

Берез рассеянная толпа,
Передвечерняя даль туманная,
Где вьется узенькая тропа —
От узнаванья до понимания.