Константин Ваншенкин - Музыка из окна

Им бабушка в трубку кричала:
— Подумаешь, боже ты мой!
Признайтесь, что вас укачало…
— Да нет, захотелось домой.

Торжественно, будто из Мекки,
Им дед из московской дали
Вещал, что, мол, в кои-то веки!..
— Да нет, мы с вещами сошли.

…Не зная о страшной минуте,
Не чувствуя смертный озноб,
Заснули в купе — не в каюте!..
И даже не видели снов.

Над рекой проухал гром.
Снова вспыхнуло в зените.
Кто с косой и кто с багром,
Их с плеча скорей снимите.

Для солдата самый шик,—
Озарен былой минутой,
Стал опасен синий штык,
За плечом его примкнутый.

Под ногой густеет пыль.
Все сильней с полудня парит…
Уберите этот шпиль —
В него молния ударит.

Восхищенье, возмущенье,
Шум и крики с мест —
Вот какое ощущенье
Оставляет съезд.

Впрочем, сдержанный по тону,
Немощный на вид,
Беспрерывно к микрофону
Сахаров стоит.

А вдали за ним — психушки,
Дорогой ФИАН,
Город Горький, солнце Кушки
И — Афганистан.

Из недавнего былого
Речь его слышна.
Что картавость! У Белова
Тоже есть она.

До чего худые вести!
Меркнет белый свет.
Зал включили: все на месте.
Сахарова нет.

Опять не поняли его
(Что делать — не взыщите!),
Хоть сами более всего
Нуждаются в защите.

И лишь на дальнем рубеже,
Когда сто лет им стукнет,
Канонизирован уже
Святой Андрей Заступник.

Парит средь ангелов и нимф
Под слабой синевою…
Дугою вольтовою нимб
Над круглой головою.

Что несут нам звуки эти,
Слышные издалека?
Оказалось, на рассвете
Вскрылась темная река.

Пробудилась спозаранку
И раскована теперь.
Так ножом взрезают банку,
Так высаживают дверь.

Так из кузова щебенка
Сваливается в кювет.
Так рождение ребенка
Производится на свет.

Так проходит за деревней
Гром над шелестом лесов.
Так заржавленный тюремный
Открывается засов.

Варлам Шаламов,
Приятель сирых,
Не со ста граммов
Как на шарнирах

Бредет с обидой,
Отнюдь не кроткой,
Своей разбитой
Вконец походкой.

Взгляд гордо вскинув,— .
Что ж, так устроен,—
Он, как Мартынов,
Высок и строен.

Душа — не тело —
Горит от шрамов.
Такое дело —
Варлам Шаламов.

Себя омою
Той Колымою,
Его бедою —
Святой водою.

Светят нищие
Скорбью на лицах,—
Как бы низшие
В наших таблицах.

Снега таянье.
Мир подаянья.
Дни раскаянья
И покаянья.

Не имея бумаги,
Вряд ли ищут чернила.
А лишившись отваги,
Взглядом рыщут уныло.

За оградой — дорога,
Да закрыта- калитка…
Потерявшему Бога
Не нужна и молитва.

Не раз уже за этот год
Звучит в два такта
Словцо привычное: уход,
И грустно как-то.

Скупых пробившихся лучей
Сквозные пятна.
Уход за кем? А может, чей?..
Куда — понятно.

Туман истока.
Росистый луг.
Судьба жестока
И может вдруг

Кого попало
Взять в оборот.
Хрущев. Опала.
И — огород.

По паутинкам
Ступает он.
А ведь ботинком
Стучал в ООН.

Подумай, млея,
Да ты, милок,
Из мавзолея
Кого волок?

Какие грузы!
Но тверд — хоть режь.
От кукурузы
Спешил в Манеж.

Схватить воочью
И враз, и врозь.
Искусства клочья
Летели вкось.

Тех лет окрошка.
Хлебни разок.
Рубил окошко?
Смотрел в глазок?

Царевой службой
Охвачен всей.
И был послушный
Свой Алексей.

А нынче осень.
Магнитофон.
Неужто восемь?
Выходит он.

Все тихо, гладко
Дождливым днем.
И плащ-палатка
С утра на нем.

Пусть не глазами земледельца
В поля привычно кину взор,—
По-городскому заглядеться
Могу на этот же простор.