Константин Ваншенкин - Прикосновенье

Была природа холодна,
На зелень раннюю глядела
И вдруг, с какого-то предела,
Теряла голову она.

Мужчина сдержанней в любви,
Чем женщина, и лишь в начале
Вы это сами отмечали —
Есть холодность в ее крови.

Они гнездо свое лепили,
Усердно строили жилье,
Но главным образом любили —
Она его, а он ее.

В бараке жили, а не в храме
И привыкали к мелочам,
Порою ссорясь вечерами
II примиряясь по ночам.

В своей тяжелой снежной шубе
Спит городок, глаза прикрыв,
Когда внезапно в старом клубе
Сеанс кончается, как взрыв.

Ночной покой мгновенно взломан:
Вот песня громкая слышна.
Свистят мальчишки. Говор, гомон…
И снова в мире тишина.

Дорога — улочкою гладкой,
Сиянье близкого лица.
И бесконечное, с оглядкой,
Прощанье около крыльца.

И разговор чудной, неточный,
Где столько важных пустяков.
И дух, дурманящий, цветочный,
Дешевых девичьих духов.

Ведь каждый знал минуту эту,
Когда прошел уже народ,
Когда на свете слаще нету
Чем целоваться у ворот.

И по морозцу, по морозцу,
Такою звонкою зимой,
Куря небрежно папироску,
Спешить под звездами домой.

Идти, с оградки снег сшибая,
Припоминать обрывки фраз.
А тень молочно-голубая
Тебя длиннее в десять раз.

Шагать и знать, что жизнь в избытке,
Что ты счастливый человек.
Остановиться у калитки
И папироску бросить в снег.

И, наслаждаясь ночью хрупкой,
Еще немного погодить,
Ключи нашарить под приступкой,
Войти и мать не разбудить.

Взмывают корабли из Праги, из Одессы,
Из Внукова у нас всплывают в высоту.
Проходят по ковру меж кресел стюардессы,
От легких их шагов уютно на борту.

Они приносят вам газеты и журналы,
Прозрачный целлофан для «вечного пера».
А под крылом уже — бездонные провалы,
Где бликов и теней извечная игра.

Вы, стюардессы, мне порою даже снитесь.
Гроза! А я лечу, и страха в сердце нет.
Вы говорите мне: «Вниманье! Пристегнитесь!»
Я смутно улыбаюсь вам в ответ.

Лечу. Ведь я бывал в полетах очень многих.
Я видел стюардесс и их воздушный труд.
Кого сюда берут? Глазастых, длинноногих,
Отважных, молодых и женственных берут.

Тут соль не в красоте, а в радостной догадке:
«Коль женщина вблизи — все правильно идет
II мы глядим бодрей и верим: все в порядке, —
Будь то блиндаж, окоп иль просто самолет.
Да, это нам не раз удваивало силы,
Мы множество и впредь свершим еще чудес!..
Когда ревут во тьме Ту, Аны или Илы,
Простят пилоты мне, я вижу стюардесс.

Все дальше от земли поет стальная птица.
А пассажирам что! — летят своим путем.
Но мужество тут есть — хотя бы и частица, —
И женщина сама присутствует при нем.

Солистки радио поют
Девическими голосами,
Хотя немолодые сами.
Но возраст не помеха тут.

Звучит их пенье над водой.
А вот их жизнь для нас незрима.
Не нужно им румян и грима,
А только голос молодой.

Но тем сложнее эта роль.
И в студии, у микрофона,
В границах найденного тона
Они живут своей игрой.

И, подбоченившись, стоят,
Стреляя круглыми глазами,
Девическими голосами
Поют, как много лет назад.

Я этим зрелищем согрет
Таланта вашего и прыти.
Надеюсь, вы меня простите,
Что разглашаю ваш секрет.

Вот откинула плечи и стан,
Пальцы рук на колене сцепила.
И завьюжил в глазах Казахстан,
И плеснула холодная сила.

И придворный ее гитарист,
Только что говоривший как равный,
Понял вдруг — начинается риск
Рядом с нею, такой своенравной.

Он коснулся струны и другой
И себя перебил перебором.
Но молчала она, лишь дугой
Бровь подняв над опущенным взором.

И запела, чуть двинув плечом,
О своей неизбывной печали.
Но слова были здесь ни при чем
И другое совсем означали.

Просторы дождиком завешаны.
Согрей воды, младенца вымой.
Ребенок от любимой женщины
Милее, чем от нелюбимой.